Когда Женевьева забрала его домой и он наконец уснул, зная, что до утра в полной безопасности, его воспоминания стали более мрачными. В его ночные грезы вторгалась грязная, сквернословящая женщина, от которой несло перегаром, она била его, пока он не съеживался на полу. Он внезапно просыпался с пересохшим ртом и колотящимся сердцем, его неудержимо трясло.
И тогда он выскальзывал из своей новой мягкой кровати и, свернувшись на полу, умолял Бога, чтобы обмоченные простыни к утру высохли, и Женевьева не узнала бы про его грех и не выгнала.
– Все хорошо? – заботливо посмотрела на него Камелия, задаваясь вопросом, почему внезапно потемнели его глаза.
– Да, – бодро заверил Саймон. – Все прекрасно.
Избегая ее взгляда, он начал рукавом вытирать со стола пролитый бренди. Саймон чувствовал, что Камелия пристально смотрит на него, и задумался, что по неосторожности выдал. Он не хотел, чтобы Камелия знала о том грязном, съежившемся от страха и холода воришке. По непонятным причинам он хотел, чтобы она думала о нем лучше, чем есть на самом деле. Саймон хотел, чтобы Камелия видела в нем сильного, уверенного мужчину, способного решить любую проблему, блестящего ученого, как она его охарактеризовала. Хорошо, пусть не блестящего, поправил себя Саймон, но по крайней мере достаточно образованного и яркого. Человека, способного, когда нужно, прийти на помощь, например, спугнуть напавших на нее хулиганов или предложить ей убежище, когда в ее собственном доме стало небезопасно. Человека, который держит под контролем и свои эмоции, и свою жизнь. В этом нет ничего странного, уверял себя Саймон. В конце концов, Камелия зависит от его помощи. Хотя он всегда помогал, когда это касалось его семьи, он не помнил случая, чтобы к нему за помощью обратилась женщина. Опять же он знал мало женщин.
– Можно мне стаканчик бренди? – внезапно спросила Камелия.
– Конечно, – ответил Саймон, удивляясь собственным мыслям. – Простите, что раньше не предложил. Если предпочитаете, у меня есть шерри.
– Я не очень люблю шерри. Нахожу его слишком сладким. Наверное, вам кажется несколько странным, что женщина предпочитает бренди.
– По сравнению с вашим зверинцем бренди просто бледнеет, – лукаво заметил Саймон, вручая ей стакан.
Камелия, отпив глоток, вздохнула:
– Догадываюсь, что в Лондоне меня считают довольно эксцентричной.
– Вас волнует, что о вас думают?
Она пожала плечами:
– Не очень.
– Это хорошо. Значит, вы не позволите чужому мнению повлиять на свою жизнь. Немногие женщины имеют такую отвагу.
– Эллиот считает это глупостью. Он думает, что я наивна и совершенно не разбираюсь в жизни, вот почему он отчаянно старается защитить меня.