Анна, как обычно, заказала карету, чтобы в сопровождении де Сенеси нанести свой ежедневный визит в Вал-де-Грейс. Она надела просторный плащ из темно-синего бархата, за подкладкой которого в секретном кармане лежало с полдюжины писем. Утро было прекрасным, но Анна чувствовала себя усталой. Несколько часов она провела в беседе с Мари де Шеврез и, еще не встав с постели, написала за опущенными занавесками несколько писем. Одно из них, адресованное ее брату, королю Филиппу, было очень длинным и полным деталей, которые ей сообщила прошлым вечером Мари. В нем сообщались сведения о войсках, посланных на помощь графу Суассону в Пикардию. Испанского короля также заверяли в том, что комендант города Корбей, ключевого укрепления на пути в Париж, сдаст город при первой же атаке. Далее Анна изливала чувства брату, умоляя продолжать поход против Франции, чтобы избавить ее от унизительного положения, в котором она, французская королева, оказалась. Уже двадцать четыре года ей приходится жить с мужем, который ее презирает и всячески третирует. Не желает жить с ней как мужчина и позволяет своему министру, непримиримому врагу Испании, унижать и преследовать королеву – исключительно из личной злобы. Анна писала о казни Монморанси (эта страница была залита слезами), которого обезглавили за участие в восстании Гастона, несмотря на многочисленные петиции о помиловании, в том числе от самого Папы Римского.
– Монморанси был обманут Гастоном, – писала Анна, сделав на мгновение паузу, чтобы повторить презрительную кличку «предатель». – Когда маршала схватили, он был полумертв от ран. Простой солдат и прекрасный человек, со щедрым сердцем и доверчивым характером. Не приняли во внимание его воинские заслуги перед Францией. Он был осужден и казнен всего лишь за одну ошибку, но так уж потребовалось кардиналу, чтобы запугать остальных. Еще говорили, будто у него нашли браслет с миниатюрой Анны, и одно это поставило герцога вне прощения. Таким злонамеренным показал себя Ришелье, и Анна умоляла брата сокрушить врага. Если кардинала уберут, – говорилось и многократно подчеркивалось в письме, – если исчезнет его коварное, дурное влияние на короля, тот может осознать свой долг и станет обращаться с Анной как с супругой, а не с врагом. Подобных писем она послала брату очень много. Другие письма, адресованные Марии Медичи и послу Испании в Голландии, мало отличались по духу. Анна обладала редким даром: излагая мысли на листе бумаги, она была не менее красноречива, чем в реальной жизни. Ей удавалось пробуждать сочувствие в своих корреспондентах точно так же, как если бы они находились рядом с ней, подвергаясь непосредственному воздействию ее обаяния и красоты. В письме к королеве-матери Анна коснулась увлечения короля фрейлиной де Хотфор, причем с великодушием, не свойственным большинству женщин, писала, что ни в чем не винит девушку. Та никоим образом не поощряла Людовика и делала все, чтобы не обидеть свою повелительницу. Тем не менее и это унижение Анне приходилось терпеть, так как при Дворе все, кому не лень, судачили о романе короля.