— Допрыгался, поздравляю! — Насмешливо сказал я сам себе. — И куда ты подевал свою линию Жизни? Я уже не говорю о линиях Головы, Сердца и Печени, заодно… Твоя мама была бы очень недовольна: она так старалась, рожала твое бренное тело, а ты за ним совсем не смотришь! Как еще голова на месте… — После этого бредового монолога я окончательно развеселился, поскольку вспомнил какую-то старинную книжку по хиромантии, автор которой утверждал, что линии на ладони, как правило, отсутствуют у слабоумных…
От внимательного изучения собственных рук меня отвлек слабый порыв ветра, нежно погладивший волосы на моей макушке — можно было подумать, что над моей головой пролетела небольшая птица. Я поднял глаза и обнаружил, что никакая это не птица.
Надо мной кружил крошечный самолетик — кажется, это была искусно сделанная модель двухместного аэроплана времен Первой Мировой Войны. Я успел разглядеть надпись на борту: голубую букву «А» и такую же цифру «6», рисунок на хвосте — смешного черного кота с желтым бантом на шее и большие сине-бело-красные круги на серебристых крыльях — они свидетельствовали о том, что прототип этой очаровательной модельки в свое время мужественно сражался за честь британской короны. Мой рот изумленно распахнулся: я был готов к чему угодно, но только не к встрече с игрушечным самолетиком в самом сердце какой-то дурацкой пустыни — я ведь даже не знал, какой точке на карте мира соответствует это странное место, и есть ли она вообще, эта точка на карте! Впрочем, природа в конце концов взяла свое, и я неудержимо расхохотался вслед очаровательному наваждению, стремительно улетающему прочь…
* * *
Афина лихо посадила свой аэроплан на крошечной посадочной площадке на плоской вершине столовой горы. Такие горы встречаются только в Эфиопии, местные жители называли их «амбами» — в те благословенные времена, когда здесь еще были какие-то «местные жители»… С некоторых пор Олимпийцы вбили в свои неразумные головы, что на земле больше нет мест, пригодных для жизни. К тому времени, когда я решил присоединиться к их безумной компании, они успели прочно обосноваться на амбах, каждый на своей, в узком кругу домочадцев — рядом с некоторыми Олимпийцами постоянно отираются смертные, к которым они, как мне показалось, привязаны куда больше, чем друг к другу.
Впрочем, у Афины нет никаких домочадцев: она любит говорить, что не нуждается в компании прихлебателей. Порой мне кажется, что она и общество равных себе едва терпит — могу ее понять! Правда, иногда к ней в гости заглядывает один бродяга по имени Улисс. Хотел бы я знать, чем он занимается в перерыве между этими короткими визитами! Парень у меня на подозрении: я бы не удивился, выяснив, что он зарабатывает себе на хлеб, латая сапоги моего бывшего побратима Локи: по крайней мере, рожа у него такая же хитрая, только могущества поменьше. Одним словом, Улисс мне решительно не нравится, к тому же, в нем ненамного больше человеческого, чем в самой Афине, хотя сам он упорно считает себя одним из смертных. По мне, так его давно следовало бы отправить в Хель и забыть, где его могила — все лучше, чем ломать себе голову, пытаясь угадать, какого рода пакость он сейчас обдумывает! Но мне кажется, что это не на шутку опечалило бы Афину.