Удивительное дело: все, на чем задерживался мой взгляд, тут же исчезало, так что через несколько секунд реальность, в которой так уютно устроился Йонги Мелихаис, стала дырявой, как кружева, сплетенные неумелой ученической рукой. У стариков, согнувшихся над ногами своего повелителя, не стало голов и рук: я слишком долго всматривался в их лица, а потом с непосредственной заинтересованностью ребенка разглядывал их работящие конечности, пытаясь определить, чем они занимаются. Ну и загляделся…
Йонги Мелихаис поднял тяжелые веки, наконец заметил меня и тихо взвыл от страха, а потом неподвижно замер, не в силах пошевелиться. Я ясно видел обуявший его ужас — это было нечто совершенно материальное, вещественное: клейкая плотная субстанция, похожая на молочное желе. Существо, которым я был, сочло эту массу весьма привлекательной и уместной, чем-то вроде шапки взбитых сливок над чашечкой кофе. Очевидно, мне просто нравилось внушать страх.
— Именем закона вы арестованы, — сипло пролаял я. — Вы имеете право хранить молчание…
Я не помнил, что надо сказать дальше, какое магическое заклинание читают полицейские над своими несчастными жертвами.
— Вы имеете право хранить молчание… — повторил я, как старая пластинка.
Именно в этом месте произошел некий загадочный сбой программы, и меня понесло. В моей голове, обезумевшей от дивного аромата чужого страха, одна за другой всплывали дурацкие бессмысленные фразы, которые я тут же с наслаждением выплевывал в искаженное ужасом лицо своей жертвы:
— Ты знаешь, дорогуша, кроваво-черные воды зла кишат пурпурными скатами!.. Бластеры к бою!.. Бриолиньте скальпы, мои голозадые ирокезы!.. С вас тридцать семь долларов сорок девять центов… Лед тронулся!.. Буэнос диас, амиго!.. Дорогая, посмотри, какая лунная ночь… Дырку в небе над твоим домом!.. Говорят, гейши императора уже начали засолку цветов сакуры в опустевших садах Киото… Упал, отжался!
Бедняга Йонги окончательно перестал понимать, что происходит. Его страх смешивался с растерянностью, сгущался и оседал на пол крупными пушистыми хлопьями. Это белесое месиво скрыло босые ступни Йонги, словно они утонули в снежных сугробах. Его замешательство доставляло мне ощутимое физическое удовольствие, как, впрочем, и мои собственные идиотские вопли. Плохо было другое: я никак не мог сообразить, что нужно делать дальше.
Йонги наконец пошевелился. Не думаю, что он действительно рассчитывал от меня удрать — просто инстинктивно дернулся, как дернулся бы на его месте и я сам в отчаянной, но обреченной на неудачу попытке к бегству. Я оборвал свой бредовый монолог, грозивший стать бесконечным, и одним прыжком настиг его. Схватил за руку и сразу понял, что это — именно то, что нужно. Мне было достаточно взять его за руку, чтобы увести отсюда. А ведь это я и должен был сделать: увести его отсюда и отдать Джуффину, который послал меня на охоту.