– И чего?
– Да ничего. Понесла Щепетуха. А через девять месяцев мальца родила с двумя головами и четырьмя ногами. Назвали Гудимкой.
– А, это. – Глеб кивнул. – Это я знаю. Называется сиамские близнецы. На самом деле их двое, а не один. Просто они… в общем, они срослись.
Васька посмотрел на Глеба насмешливым взглядом.
– Смешные вещи говоришь, колдун. Как же двое, когда тулово едино и руки две?
Глеб хотел объяснить, но лишь рукой махнул – все равно не поймет.
– Двое! – продолжал потешаться Васька. – У вятичского орла тоже две головы, так что с того? Птица-то едина!
– Двухголовых орлов не бывает, – заявил Глеб.
– У вас не бывает, а у нас бывает, – возразил Васька. – Колдун, а простых вещей не знаешь.
– Можно подумать, ты много знаешь, – обиделся Глеб.
Васька усмехнулся:
– Да уж поболе твоего!
– Да ну? Может быть, ты знаешь, что такое ядерный ускоритель?
– А ты знаешь, сколько рыжих перьев в хвосте у сирина?
– А ты знаешь, сколько пар хромосом в ДНК человека?
– А ты знаешь, сколько зубов у незрима? А куда зимой улетает гамаюн?
Глеб вдруг вспомнил, что находится в прошлом, и в сердце у него снова засаднила тоска. Ему вдруг стало так страшно, что к горлу подкатила тошнота. Он замолчал и насупился. Васька расценил это как признание поражения.
– То-то ж, – сказал он, победно глядя на Глеба. – А еще спорит.
Глеб вдруг разозлился.
– Ты, Васька, дурак, – сказал он. – Дурак и варвар.
– Ты сам дурак, – возразил Васька. – Тебе тоже во чрево надо дунуть, чтобы разума прибавилось.
– В задницу себе дунь!
– Чегось?
– Тогось!
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза хмельными, угрюмыми взглядами. Потом Васька, будучи по натуре миролюбивым парнем, отвел взгляд. А Глеб вздохнул и проговорил:
– Ну и вонь тут у вас.
Васька понюхал носом воздух.
– Какая вонь?
– Такая. Вонючая. Выйду на улицу, глотну свежего воздуха.
– Я с тобой.
Глеб выбрался из-за стола. Васька последовал его примеру. Проходя мимо стойки, Васька сказал целовальнику:
– Мы скоро вернемся, дядька Озар.
Мужик кивнул.
6
На улице было по-ночному темно, но участок дороги перед кружалом был освещен светом, падавшим из окон, и берестяными факелами, призывно горящими по обе стороны от входа в питейное заведение.
Глеб вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух. На душе у него было паршиво.
– Посторонись! – рявкнул вдруг кто-то у Глеба над самым ухом.
Громыхнули колеса, и Глеб отскочил в сторону, уступая дорогу тройке белоснежных лошадей, запряженных в расписную деревянную телегу – что-то вроде громоздкой кареты без верха. От прыжка хмельная голова Глеба закружилась, его резко повело в сторону, он споткнулся о камень и грохнулся оземь.