— Стойте, да стойте же! — крикнул Торин, но поздно: гномы в охотничьем азарте выпустили последние стрелы, и луки, которые дал им Беорн, были теперь бесполезны.
Угрюмые сидели они в тот вечер, а в следующие дни мрак вокруг стал только гуще и беспросветнее. Путники пересекли заколдованный поток, но дорога по-прежнему казалась нескончаемой, и лес ничуть не изменился. Однако, знай они больше и задумайся, что означает охота и белая лань, гномы поняли бы, что приблизились к восточному краю Мирквуда и вскоре — еще чуточку отваги и упорства — вступят в более редкий лес, куда временами заглядывает солнце.
Но они этого не знали, к тому же теперь несли на себе тяжеленного Бомбура — вчетвером, по очереди, распределив припасы между остальными десятью. Если бы мешки не полегчали в последние дни, они бы не справились. Разомлевший улыбающийся Бомбур был плохой заменой тяжелым мешкам с провизией. Через несколько дней еды и питья почти не осталось. Ничего съедобного в чаще не росло, только поганки да бледные травы с отталкивающим запахом.
Дня через четыре после заколдованного потока начался буковый лес. Сперва все воспрянули духом: исчезла низкая поросль, стало не так темно. Сквозь листву сочился зеленоватый свет, временами лес довольно далеко просматривался по обе стороны дороги. Однако взгляду представали лишь бесконечные ряды серых стволов, словно колонны огромного сумеречного зала. Несколько листьев, шурша, слетели на землю, но печальный шелест лишь напоминал путникам, что за краем леса близится пора увядания. Сухая листва, наследие бесчисленных осеней, шуршала под ногами — это наползал на тропу багряный лесной ковер.
А Бомбур по-прежнему не просыпался, и все очень устали.
Иногда тишину нарушал смех. Иногда издали доносилось пение. Смех был мелодичный, не гоблинский, пели очень красиво, но странными, нездешними голосами, и путники из последних сил торопились миновать эти места.
Два дня спустя дорога пошла под уклон, и вскоре они оказались в долине, почти полностью заросшей дубами.
— Неужели этот треклятый лес никогда не кончится? — вскричал Торин. — Взобрался бы кто-нибудь на дерево и посмотрел. Надо выбрать самое высокое рядом с дорогой.
Разумеется, «кто-нибудь» означало Бильбо. Выбор пал на него, потому что лезть надо было на самую макушку, а тонкие ветки не выдержали бы тяжелого гнома.
Бедный мистер Бэггинс никогда не лазил по деревьям; его подсадили на нижний сук огромного дуба у самой дороги, и пришлось ему карабкаться. Он продирался через сплошные ветки, хлеставшие по глазам, старая кора обдирала ладони, не раз и не два он срывался и еле успевал схватиться за ветку. Наконец, преодолев участок подъема, на котором, казалось, вообще не за что уцепиться, хоббит выбрался на самую верхушку, гадая все время, нет ли там пауков и как возвращаться вниз (если не кубарем).