-- Что ты! Думаешь, Улукиткан совсем дурной!.. С тобой в горы будем ходить.
-- Со мной?.. -- переспросил Дубков, чувствуя, как спазм сжимает ему горло.
-- Ночью мы много думали с братом, -- спокойно продолжал эвенк, подкладывая в дымокур гнилушки. -- Наши предки говорили так: коли в твой чум пришел добрый гость, да еще издалека, ты так делай, чтобы он ушел еще больше добрый... Вот утром я сам себе и сказал: "Какой, Улукиткан, ты большевик, коли не хочешь, чтоб всем людям фарт был?"
Дубков, не в силах сдержаться, пригнулся к эвенку, крепко обнял его.
-- Славный ты мой человек! Большевик! -- смеясь увлажненными глазами, бормотал он растроганно.
-- Однако, ты как амакан! Эко, сильный какой, -- с восхищением сказал Улукиткан, когда Дубков, покружив его, поставил на ноги, и добавил: -- Почто стоишь? Собирай вьюки, связывай, скоро ходить будем.
Дубков бросился было к своей палатке укладывать вещи, но его поймал за руку Улукиткан, загадочно прошептал:
-- Только не шибко радуйся. Мусунин может рассердиться, не пустит нас!
-- А кто такой Мусунин? -- спросил геолог.
-- Дух гор и тайги.
-- Духи не вольны над человеком, -- заметил Дубков.
-- Не скажи так. Они ничего не прощают людям. Могут чум сжечь, не туда завести, оленей угнать -- все могут, если плохо почитаешь их... Надо уйти незаметно, пусть они не догадаются, что я повел тебя в запретные горы.
-- Почему запретные? -- удивился геолог.
-- Туда эвенки никогда не ходили, никто не знает, что там.
Дубков не стал спорить -- лишь бы эвенк не изменил своего решения Он с интересом следил, как Улукиткан вьючил оленей. К чему бы ни притрагивались его руки -- все делалось удивительно скоро и ладно. Он ловко накидывал спаренные потки на спины оленей, перехватывал их широкой подпругой, похлопывал животное по крупу и что-то строго и ободряюще говорил при этом.
Улукиткан собрал всю семью в чуме, чтобы тайно от духов попрощаться с нею и дать ей нужные советы и наказы. Потом попросил брата отвести готовый в путь караван к лесу. Сам прошел туда позже, крадучись, окружным путем.
Светлый лазурный купол неба висел над Зейской долиной. Солнце светило вслед уходящим в горы. Возле берестяных чумов стояли с печальными лицами провожающие -- женщины и детишки...
Угрюмые дебри тайги, впустив караван, снова сомкнулись. Мрачно и сыро под кровлей старого леса. Еле слышны всплески ручейка, шелест ветра в кронах и мягкое пришлепывание копыт вьючных оленей. Иногда лес обрывался, и караван выползал на залитые солнцем елани. Но вскоре снова его поглощала сумеречная синева темнолесья.