30.11. 1970 г.
Чили.
Благотворительный
приют для душевнобольных.
Сумрачный коридор лечебницы наполняла едкая вонь хлорки и тяжелый запах человеческих нечистот. За обшарпанной дверью палаты с маленьким прозрачным окошком, забранным мелкоячеистой сетью, бесновался тощий нескладный субъект, изрыгая проклятия направо и налево. Пузырящаяся на губах пена и безумный взгляд обитателя палаты говорил о его полной невменяемости. Импозантный мужчина в возрасте не обращал внимания на истошные крики сумасшедшего — такие больные его не интересовали. Мужчина скользнул равнодушным взглядом по исходящему пеной шизофренику и неспешно продолжил свой путь по дурнопахнущему мрачному коридору. Под его добротными туфлями, начищенными до зеркального блеска, жалобно поскрипывали рассохшиеся половые рейки, которые уже давно стоило бы перестелить. По мутным стеклам запыленных лампочных плафонов, давно обгаженных изнутри полчищами неистребимых тараканов, лениво ползали жирные туалетные мухи. Но мужчину мало трогала разруха и грязь, царившая внутри этого богоугодного заведения — на своем веку он видел места и похуже. Погруженный в собственные мысли, он не заметил, как его нагнал сзади сотрудник лечебницы — сухопарый пожилой врач в накинутом на плечи белом, не первой свежести халатом. Поравнявшись с мужчиной, медработник вежливо взял его под руку.
— Гутен абент, герр Хильшер! — обнажив в улыбке желтые кривые зубы, поприветствовал мужчину врач.
Профессор резко остановился и внимательно вгляделся в улыбчивую физиономию доктора. Несмотря на почти долгих тридцать лет, прошедших с момента их последней встречи, Фридрих сразу узнал врача, некогда работающего в команде доктора Хирта. Он не слишком изменился с тех пор, разве что немного усох и сморщился, но маленькие седые усики «аля фюрер», все также украшали его вытянутое лошадиное лицо.
— И вам здравствовать, герр Йох…
— Марк! — поспешно перебил Хильшера доктор. — Марк Бруно, к вашим услугам! Даже в этой богадельне, — понизив голос, доверительно прошептал доктор, — у стен есть уши. Очень, знаете ли, не хочется повторить судьбу Адольфа Эйхмана…[31]
— Сочувствую, — равнодушно отозвался Хильшер, — жить в постоянном страхе…
— Да мне уже не много осталось, — Бруно снял очки с круглыми стеклами и суетливо принялся протирать их полой больничного халата. — Годы, знаете ли, давят, — сказал он, водружая очки на место. — Может статься, что с вашей помощью мне удастся помереть спокойно и в кое-каком достатке.
Хильшер удивленно посмотрел на доктора:
— Вы в курсе моих расценок?