— Я понял, товарищ Сталин, — это был подходящий момент, чтобы перейти от легчайшей фамильярности, к официальному тону. — Мы не будем трогать маршала.
— Других надо трогать! — голос вождя был тихим и зловещим. — Тех, кто поверил, что после зимних побед мы можем делать с Гитлером, что захотим! А у него по-прежнему лучшая в мире армия, и лучшие в мире фельдмаршалы! Вот и бьют нас и в хвост, и в гриву!
Хозяинлюбил русские идиомы. Берия каждый раз мысленно кривился — он не понимал этой русофилии. Русские — полезный народ, и при умелом руководстве из них может получиться толк. Но зачем к месту и не к месту цитировать сомнительные максимы, придуманные сиволапыми мужиками лет двести назад? Впрочем, вслух он, разумеется, ничего такого не говорил.
— Кого именно? — спросил Берия. — Мехлиса?
— Нет! — рявкнул Сталин таким ужасным голосом, что у шефа госбезопасности мгновенно взмок лоб. — ГлавПУР тут не при чем! Они всего лишь выполняли наши указания. А Мехлиса если за что и надо судить, то за бездарное руководство в Крыму! За Харьков нас с вами надо трогать, товарищ Берия! Мы виноваты в том, что полководцы нашей армии заболели головокружением от успехов! И мы несем за это всю полноту ответственности!
«Тебе-то хорошо говорить, — подумал Берия. — Ты себя поругаешь-поругаешь, да и простишь. Хотя кто, как не ты, требовал стоять на Изюмском выступе до последнего? Кто орал на Василевского, обзывая его трусом и паникером? Я? Нет, это был ты, Сосо. А что делать мне? Судить себя Особым совещанием?»
— Я не снимаю с себя ответственности, товарищ Сталин, — сказал он холодно. — Но мне казалось очень важным поднять моральный дух в войсках, воодушевленных разгромом немцев под Москвой. Возможно, я перестарался…
— Перестарался! — передразнил его Хозяин. — Ты поверил в то, что немецко-фашистской гадине перерубили хребет, как на картинках Кукрыниксов! А ей только дали хорошего пинка, отбросили на несколько шагов, а она тут как тут — снова кусается! И скоро вновь окажется у ворот Москвы!
Сталин замолчал, и тяжелым взглядом посмотрел на Берия. Наступило время оправдываться.
— Не думаю, что немцы рискнут повторить прошлогоднее наступление, — покачал головой шеф госбезопасности. Разговор следовало осторожно переводить на вопросы стратегии, в которых хозяин считал себя непревзойденным специалистом. — Они слишком выдохлись под Харьковом. К тому же их сильно сковывает продолжающаяся блокада Ленинграда…
— Лаврентий, — произнес Сталин уже совсем другим, насмешливым тоном, и Берия понял, что на этот раз гроза миновала. — Ты у нас теперь стратег, да? Александр Македонский? Ты думаешь, если они хотят взять Ленинград, Москва им уже не нужна?