Туйен жила в маленьком кривом переулке. Миновав кирпичные ворота и узкий двор, крытый железом, где помещалась артель, изготовлявшая замки, Лыонг увидал старый невысокий дом, в обоих этажах которого, судя по всему, обитало немало народу. Он оставил велосипед под деревянной лестницей и поднялся на узкую длинную галерею; сюда выходило множество дверей — все были плотно прикрыты. Не зная, как быть, он поколебался минуту, потом легонько постучал в филенку ближайшей двери.
— Кто там? — спросил ворчливый женский голос.
— Будьте добры, где здесь живет Туйен?
— Последняя дверь.
«За что ей досталась такая свирепая соседка?» — улыбнувшись, подумал он.
Подойдя к последней двери, он постучался и стал ждать. Раздался торопливый стук шагов, и дверь приоткрылась.
— Вы… входите, пожалуйста… Входите.
Она помогла ему снять рюкзак и повесила его на вешалку рядом с маленьким зеркалом.
— Я только вернулась. Ну, думаю: пришел вовремя, никого не застал, и теперь его не сыскать.
— А я боялся, что безнадежно опоздал.
Туйен — он только сейчас это заметил — переминалась с ноги на ногу, и рукава ее блузки были закатаны выше локтей.
«Ясно, я оторвал ее от домашних дел…»
— Никуда не денешься. Одно название «выходной день», а с утра до вечера — заседаем. Сперва беседа с вами, потом — собрание. Из-за тревоги оно еще больше затянулось. Ничего, вы посидите немного, я мигом приготовлю ужин.
— Нет уж, давайте я вам помогу. Я — очень одаренный помощник повара.
— Неужели! Ну раз так, займитесь пожалуйста, овощами.
Комната у Туйен была маленькая, с низким потолком, но зато выходила на небольшой балкон, где был даже водопровод. Там под навесом из циновки помещалась и кухня. В кране сейчас не было воды, но рядом стоял наполненный до краев большой глиняный кувшин, возле него лежала вязанка дров.
Он вышел на балкон, взял низенькую табуретку, уселся на нее и начал мыть овощи. Туйен, присев рядом, проворно разделывала рыбу.
— Вы уж не взыщите за скудное угощение.
— Да к такой рыбе ничего и не нужно!
— И правда, чой[34] совсем свежий. Побежала после собрания на базар. Боялась, что все уже раскупили. А вот — повезло.
— Ханой, замечаю я, не изменился: все как до войны. И народу на улицах полно!
— И это ведь после эвакуации. Но детей стало меньше.
«Да, она права, — подумал Лыонг, — не стало на улицах малышей со школьными портфелями и шумных ребячьих ватаг в скверах и на берегах озер.
…И вообще в городе много необычного! Сегодня в полдень из окна Тоана я видел, как в начале улицы, покачиваясь, плыли над зеленью сквера две плетенные из пальмовых листьев желтые шляпы: женщины пропалывали газоны. Потом они поливали клумбы. А тут же, рядом, люди, cтучали мотыгами, копая ямы для убежищ, опускали в них широкие бетонные кольца и плотно утрамбовывали землю. Темные круги ячеек тянулись все дальше и дальше вдоль стволов старых раскидистых шау, укрывавших их своей тенью…»