Фургон ожидал прибытия команды экспертов-криминалистов. Окрестности ледового комплекса ожидали наступления светового дня. Значит, оставался дом на Гранвиль-сквер. Нката предложил съездить взглянуть на него. Барбара не хотела «оставлять гада без присмотра», но всё же согласилась. Выходя из участка, они столкнулись с Джоном Стюартом. Он уже держал в руках разлинованный лист, готовый делать пометки, а пробор в волосах он, должно быть, проводил по линейке. На волосах еще видны были следы расчески.
Он кивнул им обоим и обратился к Барбаре:
— Отличная работа, Хейверс. Теперь вас, несомненно, восстановят в ранге. Как он?
Разумеется, инспектор интересовался состоянием не Килфойла, а суперинтенданта.
— Он в больнице, — ответила Барбара. — Ненадолго. Говорят, что через несколько часов отпустят. Я звонила его матери, она заберет его. Или сестра. Они обе в Лондоне.
— А в остальном?
— Он почти ничего не говорит, — покачала головой Барбара.
Стюарт кивнул и мрачно воззрился на здание полицейского участка. По изменившемуся выражению лица Барбары Нката видел, что она почти любит инспектора за то мгновение, в котором он сумел проявить толику сочувствия.
— Бедняга, — проговорил Стюарт. И обычным тоном велел: — Возвращайтесь к делам. Поешьте. До встречи в Ярде.
Еда их не интересовала. Вместо ближайшего кафе они отправились на Гранвиль-сквер. Когда они прибыли на место, там уже кипела жизнь. Припаркованный перед домом микроавтобус говорил о том, что команда экспертов уже внутри, а на тротуаре собрались любопытствующие соседи. Нката помахал перед констеблем у парадного входа удостоверением и объяснил, кто такая Барбара и почему у нее нет документов. Их пропустили.
В доме, как и ожидалось, нашлись дальнейшие подтверждения, что Килфойл — убийца. В полуподвале хранилась аккуратная стопка газет и журналов, описывающих все подвиги Килфойла, рядом с ними лежала карта города, в которой были отмечены крестиками все точки, где были найдены тела убитых мальчиков. В кухне обнаружилось большое разнообразие ножей (их поместили в пакеты, пометили и отправили на экспертизу), а на стульях в гостиной лежали кружевные салфетки, одна из которых, очевидно, и пригодилась для того, чтобы смастерить для Киммо Торна подобие набедренной повязки. Повсюду царил порядок. Можно сказать, что дом являл собой воплощение порядка и опрятности. Только в одной из комнат имелись признаки (помимо газет и карты Лондона) того, что здесь обитает человек с крайне неустойчивой психикой, — в спальне на втором этаже. Там стояла обезображенная старинная свадебная фотография: длинноволосый жених на ней был выпотрошен посредством пера и чернил, а на лбу его стоял тот же символ, которым подписался Килфойл, отправляя письмо в Скотленд-Ярд. И в гардеробе кто-то очень нервный продырявил ножом всю мужскую одежду.