Тугая волна воздуха ударила Мару и Хокану прямо в лицо. Подушки разлетелись в стороны. Хокану покачнулся и упал на колени; рукой, свободной от оружия, он обнял Мару, укрывая ее. Шатер затрещал и заходил ходуном под напором ветра. Шелковые одежды Инкомо надулись как паруса, и его отбросило назад. Сарик подхватил натолкнувшегося на него Кейока, но тот едва снова не потерял равновесия, получив удар костылем по ногам. Оба советника, пытаясь устоять, вцепились друг в друга. Внутри шатра все стояло вверх дном: столы перевернулись, карты с планами сражения взлетели в воздух и вместе с занавесками, отделявшими личный уголок Мары, а теперь сорванными ветром, упали на спальную циновку властительницы.
По полю разгуливали пыльные смерчи, оставляя за собой невообразимый хаос. С треском ломались вырванные из рук знаменосцев флаги. Над передними рядами обеих армий поднялся крик, поскольку воины, не устояв под напором ветра, повалились на траву. Их мечи вонзились не в живую плоть, а в землю. Разбросанные смерчем, воины арьергарда беспорядочно тыкались друг в друга, и в конце концов на поле не осталось никого, кто был бы способен пойти в наступление и завязать бой.
В проходе между войсками возникло несколько фигур в черном. Складки их одежд не колыхались, ниспадая пугающе неподвижно. Затем, словно по команде, странные вихри улеглись. Воины разлепили запорошенные пылью глаза, и ярость сменилась благоговейным ужасом: увидев Всемогущих, они поняли, что маги намерены вмешаться в ход предстоящей битвы. И хотя оружие по-прежнему оставалось у них в руках и жажда крови все так же толкала их вперед, никто не встал, никто и движения не сделал в сторону магов, которые стояли точно посредине между противниками. Поверженные воины лежали ничком, вжав лица в траву. Ничей приказ не смог бы сдвинуть с места ни одного из них, поскольку никто не посмел бы коснуться Великого: виновному грозила жесточайшая кара, почти как за святотатство.
Мара враждебно смотрела на дела рук Всемогущих, оказавшихся помехой для ее мести. Скрипнув ремнями доспехов, она поднялась на ноги; руки были сжаты в кулаки, кровь прилила к щекам.
— Нет, — сказала она тихо.
Прядь распустившихся волос выбилась у нее из-под шлема, плюмаж трепетал, словно тростник на ветру. Мгновением позже рядом с откинутым пологом шатра возник еще один Великий. Казалось, его одеяние скроено из ночной тьмы, и, хотя он был юношески строен, ничего юного не светилось в его взоре. Глаза блистали огнем, особенно ярким по контрасту со смуглой кожей и темными волосами.