Староста Володя, было, заикнулся, что её карачи испортили, а мулла-батюшка ка-а-ак цыкнет на него… тот и заткнулся сразу. Ничего, гремит мулла-батюшка, демонского в этой женщине нет! Мол, немного тронулась по причине несчастной жизни и пылкости организма… и закройте свои рты, засранцы болтливые.
Говорили, что мужа её позже под Куяшом нашли. Он из древневеров был… крестоносец… вот его на кресте и распяли. На самом солнцепёке. Комбинезон сняли… а без него на жаре больше суток не вытянешь….
Да что за шайтан! Долго там ещё этот чистюля плескаться будет?! Рад, что до душевой дорвался, или грусть-тоску в капризах пережёвывает, карачи-сын?
— Ромка-джи!
Ткнув друга во влажный бок и сделав ему страшные глаза, Егор зашёл в душевую. Ромка-джи положил свой калаш на колени, уселся, не надевая комбинезона, на скамейку.
Егор аккуратно прикрыл за собой дверь и прислонился лбом к стене, закрыв глаза. Ромка-джи оставил тоненькую струйку мутноватой воды, со звонким плеском стекающую в глубокое корытце. Он уже понял, что Егор никак не может избавиться от привычки экономить… и предпочитает поплескаться в корытце, чем под душем. Комбинат-мастер хвастал им, что водоносный слой у них независим от иртяшского, которым город живёт, много глубже его и по расчётам, мол, способен нормально выдержать потребление не менее пятисот человек в течение десятков и десятков лет. Но… себя не переделаешь. Егору всегда было жалко расходовать воду попусту…
От стены пахло влагой и илом, и она приятно холодила пылающий лоб. Шайтан побери, заболел, что ли? Вот, уж, не было печали… совсем не вовремя…
За дверью послышался приглушенный крик. Егор открыл глаза… что за чушь? Ромка-джи?!
Он присел на корточки, — если целятся, то целятся в проём двери как раз на уровне груди, спасибо мулле-батюшке за обучение. Снял калаш с предохранителя, рывком распахнув дверь, перекатился вправо… успев мгновенно понять всё…
Двое голых мужиков, — у одного по груди стекало зелёное мыло, выкручивали руки корчащемуся на полу Ромке-джи, пытаясь вырвать калаш. Лицо Ромки-джи было окровавлено. Худосочный «недобритый» зажимал ему одной рукой рот, а второй споро и страшно бил Ромку-джи в живот. Неподалёку валялась бритва.
Егор вскочил на ноги и на долю секунды замер — грохнул выстрел калаша… пуля с противным визгом коротко метнулась между потолком, стеной и полом. Мужики шарахнулись в стороны, Ромка-джи уронил калаш на мокрый кафельный пол. Один из голых, увидев Егора, оскользнулся, упал на колени и испуганно потянулся за калашом. Второй дёрнулся в сторону двери. Егор на бегу подстрелил его. Промахнуться здесь ему, лучшему бойцу города, было просто невозможно. Мужик рухнул ничком. Пальцы рук его коснулись порога двери, обильно обрызганной его же кровью. В два прыжка Егор настиг второго голого. Чёрт, скользко как! За ногу уцепилась чья-то мокрая рука… голый мужик от ужаса съёжился, спрятав лицо в руки, — Егор с размаху ударил его в ножом в голую спину. Лезвие обломилось у самой рукоятки. За ногу дёрнули и Егор плашмя грохнулся на живот, сильно ударившись подбородком. В шее что-то хрустнуло, а рот моментально наполнился солёным и вязким. Бедро повыше колена обожгло…