Днем у нее кончилась пленка в фотоаппарате, и она уселась на террасе ресторана в большом универмаге на Пласа-де-Каталунья – пила кофе и разглядывала многолюдные улицы, веером расходившиеся от площади. Она курила, наслаждаясь бездельем, зачарованно слушала мелодичную испанскую речь; думала о Бене и о том, сколько возможностей у них появится, если он полюбит ее.
Это было ребячеством, она знала это. Но солнце и полная отстраненность от всего, что имело важное значение для нее в другой жизни, поощряли глупость. Для разумной практичности настанет время, когда она вернется домой. А сейчас был праздник, отпускной роман, и, как всегда бывает в подобных случаях, она позволила себе поверить, что это будет длиться вечно. Она следила за стрелками на своих часах, считая минуты и даже секунды, которые медленно ползли, приближаясь к восьми, когда вновь можно будет насладиться запахом и прикосновениями мужчины, вскружившего ей голову. Каждая клеточка ее тела хранила память о нем. Она грезила о днях, что проведет с ним в Барселоне, где ее никто не знает, и обо всех предстоящих им ночах.
В шесть она вернулась в гостиницу и стала прикидывать, что надеть сегодня вечером. Выбор был невелик. Она никогда не умела покупать вещи, которые хорошо переносят путешествия, поэтому они большей частью прибывали по назначению «сморщенные, словно чернослив», как заметила однажды Фрэнсис, наблюдая за подругой, которая развешивала смятые платья на уродливые гостиничные вешалки.
– Ты всегда выглядишь так, будто только что все выгладила, – завистливо пробормотала тогда Розмари.
– Вопрос практики, радость моя, – ответила подруга. – Моя любовная жизнь протекает в гостиницах, и у кого в наше время хватит терпения дать вещам отвисеться?
Она остановилась наконец на черном шелковом платье – несколько помятом, но Элла говорила, что в нем она выглядит «сексуально». Ей было трудно угодить Бену, поскольку она понятия не имела о его вкусах, помимо секса и еды. День складывался чудесно, и она предпочла не тратить время на объяснения с каталонкой-горничной по поводу утюга. Быть может, завтра Бен переведет ее просьбу. Розмари надушилась дорогими духами от Пату, купленными в «Дьюти-Фри». Их она навсегда сохранит для него.
Телефон на тумбочке у кровати зазвонил, она подошла снять трубку. Раздался голос девушки, работавшей за стойкой:
– Сеньора Моррисон?
Розмари заколебалась, услышав слово «сеньора», а затем робко произнесла:
– Да?
– Сеньор Моррисон просил передать, что вернется рано. В восемь вечера.
Розмари посмотрела на часы. Было полвосьмого.