Он смотрел на нее во все глаза.
– Мне никто ничего не говорил, – поспешно сказала она. – Просто я знаю.
– Это не имеет значения, – сказал он.
– Что именно?
Он опять сбил ее с толку.
– Спал я с Бетси или нет. Это не имеет значения. – В голосе его прозвучало раздражение.
– Для меня имеет.
– Почему? – спросил он, прихлебывая вино.
– Что ты имеешь в виду? Почему это имеет для меня значение или почему не имеет значения, что ты спал с Бетси?
– Это одно и то же.
Он пожал плечами и взглянул на нее искоса. Затем спросил:
– Кофе хочешь?
– И это все, что я заслужила? – выкрикнула она, сама ощущая истерические нотки в своем голосе.
– Ты можешь выпить и вина, Рози, – сказал он шутливо, забавляясь ее яростью.
Она почувствовала, что теряет всякое чувство реальности. Он наклонился над маленьким деревянным столиком, взял ее дрожащую руку в свои. И сказал быстро, с тихой нежностью, словно бы желая, чтобы и она сбавила тон:
– Бетси не имеет никакого значения.
– Я не понимаю. Зачем ты спал с ней?
– Почему бы и нет? Теперь я не понимаю. Почему ты пришла в такое состояние? Ради Бога, Рози, к чему все эти блядские вопросы? Ты говоришь, будто жена.
Разозлившись, он отпустил ее руку, но голоса не повысил, хотя и говорил сейчас жестким, решительным тоном.
Она сознавала свою глупость, чувствовала себя загнанной в угол, была не в силах объяснить свою растерянность и страдание.
Бен со вздохом поднялся.
– Женщины, – пробормотал он сквозь зубы.
– Я хочу домой, – пролепетала она. – Я хочу домой.
Никто в баре даже не посмотрел в их сторону.
– Ты сказал: «Я люблю тебя, Рози», – прошептала она.
Он снова сел. Погладил ее по щеке, и она внезапно расплакалась. Как Бетси. Как ребенок. Как глупая девчонка.
«Помоги мне, Бен», – подумала она, и слезы медленно потекли по ее щекам в этом шумном и грязном «тапас-баре», в залитой дождем Барселоне.
– Помоги мне, Бен, – еле слышно сказала она.
Продолжая гладить ее по щеке, он смотрел, как она плачет. Никто не обращал на них внимания. Они были одиноки в своей беде. Волны громких разговоров бились об этот берег, где разворачивалась их маленькая драма.
– Перестань, Рози, – сказал он наконец.
Когда слезы иссякли, он наклонился, чтобы снять губами потекшую краску с ресниц.
– И зачем только женщины мажутся этой гадостью? – сказал он.
– Дай я сама.
Оттолкнув его руку, она нашла в сумочке зеркальце и салфетку.
– Не думал, что ты так расстроишься, – сказал он. – Разве я обещал хранить верность? Как же мы дошли до этого за такой короткий срок?
Она ответила уже более или менее твердым голосом:
– Прошу прощения. Я вела себя ужасно. Я же говорила тебе, что у меня никого не было много лет. Потеряла сноровку. К тому же еще и влюбилась.