Итак, кровавые годы закончились почти так же быстро, как и начались. Бак по-прежнему охотился, ставил капканы, но все эти занятия были отодвинуты на второй план тем, что происходило с обитателями горной хижины. Он назвал эти годы безумными, и не без оснований. К этому времени его отец окончательно сошел с ума, его прежняя забывчивость и рассеянность переросли в настоящее безумие.
У Бака внутри все переворачивалось при воспоминании о том, как он привязывал отца к кровати, когда ему самому необходимо было отлучиться. Но особенно отчетливо врезался ему в память тот день, когда он в последний раз видел отца живым.
Бак находился не слишком далеко от дома, когда услышал крик. Он занимался своим обычным делом, проверяя капканы высоко в горах, когда до него донесся этот крик, высокий и пронзительный как крик баньши в аду. Он никогда не забудет, как спускался по горному склону вниз к хижине, молясь про себя, чтобы крик прекратился. Но ужасный крик продолжался, достигнув крещендо, когда Бак ворвался в хижину и увидел своего отца, стоявшего над окровавленным телом сожителя Пэтси. Пэтси и Сисси забились в угол и с безумным выражением в широко раскрытых глазах, не прекращая кричать, смотрели, как Силас снимает кожу с друга Пэтси с той же сноровкой и проворством, с какими когда-то снимал шкуры с бизонов.
Бак не колебался ни минуты. Выстрелом из ружья он уложил отца на месте…
Тихий звук, раздавшийся внезапно за его спиной, отвлек его от мрачных мыслей. Он выпрямился на стуле, оглянулся через плечо и увидел Аннику Сторм, сидевшую на краю кровати. Вид у нее был растрепанный и растерянный.
Бак встал и засунул руки сзади за пояс брюк. Она смотрела на него так, что ему снова захотелось встряхнуть ее как следует, но ведь именно поэтому она и смотрела на него так, словно он был чудовищем. Сзади в камине затрещало полено, и вверх в дымовую трубу устремился столб искр. Бак знал, что должен успокоить ее, сказать, что знает, кто она, и что отвезет ее назад, как только позволит погода, но как же, черт возьми, ему не хотелось признавать, что он вел себя как сумасшедший, за которого она его и приняла. Сумасшедший, которым он наверняка станет.
Он наблюдал, как она встала и, пошатнувшись, оперлась о край кровати. Ее шерстяная юбка и жакет в тон юбке были измяты до невозможности, волосы рассыпались по плечам. Они были длиннее, чем он предполагал, и красивые, как золотая пряжа. Глаза, под которыми залегли фиолетовые тени, были как озера, полные тревоги.
– Я знаю, кто вы, – медленно произнес он.
– Ну, начинается, – пробормотала она.