– Я сбежал от Сэма Адамса, – говорит он.
У него седые длинные волосы по моде шестидесятых годов. Но, в отличие от шевелюр большинства экс-хиппи, они не поредели – он похож на настоящего Санта-Клауса. Он одет в джинсы, клетчатую фланелевую рубашку и рабочие ботинки.
– Что вы думаете по поводу последней израильской заварушки? – Марк пьет пиво прямо из бутылки.
– Я уже устал от всех этих военных разговоров, – говорит Питер, потягивая пиво.
Волоча за собой плюшевого медвежонка, к нам медленно подходит Саша, одетая в выцветшую пижамку. На ногах у нее пушистые тапочки с забавными кроличьими мордочками и ушками.
– Мы будем сегодня петь хором? – спрашивает она.
– Не знаю, милая, мы можем нашим домашним кошачьим концертом распутать гостей.
– Вот уж нет, – говорит Питер. – Мы любим домашнюю самодеятельность. – Его «мы» трогает мне сердце.
Сейбл, проходя по кухне, заявляет:
– От ваших древних песнопений можно умереть с тоски.
– Последнее время Сэйбл постоянно говорит о смерти, – шепчет Джуди, чтобы Сейбл не услышала.
Уж лучше песни Дилана или Сигера. Марк говорит, что они навевают воспоминания о демонстрациях на Коммонвелт-авеню. Несмотря на мою благочестивую юность, я тоже участвовала в демонстрациях, связанных с борьбой за права женщин. Только во время экзаменов я не могла себе этого позволить. Низкая оценка была бы ножом в сердце для моей матушки, а известие о провале на экзамене сравнимо лишь с предложением выпить стакан воды с мышьяком. На самом деле она, вероятно, сочла бы последнее более приемлемым.
Дэвид никогда не бунтовал. Он мог позвонить губернатору или нашим сенаторам и немедленно связаться с ними. Он придерживается консервативной политики. Он вполне мог бы записаться в армию и с оружием в руках защищать нашу страну. Ему нравились Рейган и оба Буша. Зато он терпеть не мог Клинтона. На разговоры о политике в нашей семье давно наложено вето, и поэтому сейчас я с удовольствием общаюсь с людьми, которые смотрят на мир так же, как я.
Мы дружно затягиваем в ритме свинга «Если б имел я молоток».[6] Когда мы поем о том, как использовали бы наши колокола, Джуди проходит по комнате. Как только наше пение смолкает, она препровождает протестующую Сашу в спальню.
Вернувшись, она заявляет:
– Он умер.
– Кто? – спрашивает Питер.
– Франк Н. Штейн.
Марк смотрит на железную дорогу, устроенную на книжной полке, на весь этот игрушечный Городок с пластмассовыми будочками, вагончиками, туннелями и миниатюрными лесенками. Грызун, единственный обитатель этого зверинца, недвижно лежит в вагончике. Я не знала, что они делают еще и Городки, но Джуди постоянно собирала какие-то старые вещицы, чтобы устроить очередной уголок для их питомца.