A под ним я голая (Доброва) - страница 10

– Э-эй! Ко-ко-о! – пою, тормоша вилкой яичницу. У меня хорошее настроение.

– Чего?

– Это я не тебе.

– А кому?

– Яйцу!

– А, – говорят Гномы, – понятно.

О слепая судьба! О бедный птенчик!

* * *

– Расскажи что-нибудь из детства!

– В детском саду, во время тихого часа, в возрасте шести лет я занималась рукоблудием.

– Да ну?!

Глава II

Мое детство. Этюды Черни, собирательство заграничных этикеток, рассказы Драгунского, журнал «Юный натуралист» – кто за меня определил, что мне нужен именно этот журнал? – бабушка, ее дом, ее город – Павловский Посад. Хожу по магазинам. Мне дают рубль, это три пломбира, два крем-брюле и одно «Морозко». Ангины не было никогда и нет до сих пор. Весной с соседкой одноклассницей ездили на кладбище – срезали нарциссы и продавали на Казанском вокзале по десять копеек за штуку. У меня была глиняная расписная копилка. Больше не помню. Опять в голове вертится Черни…

* * *

Часто играли во дворе с одной девочкой из соседнего дома.

– Ася, – спрашиваю я, – а как тебя по-настоящему зовут – Асетрина?

Это была, конечно же, аналогия «Катя и Катерина». Мне странно, что я помню эту осетрину, ведь мне было тогда три года.

* * *

Помню, я еще сказала ей тогда: «Давай дружить!» – а папа потом: никому не говори «давай дружить». А мы просто договорились.

* * *

Однажды маме в магазине понравилась мыльница. Это была мыльница на присоске, и маме ее очень захотелось. Мыльница стоила восемьдесят копеек, это было дорого. Но мама выпросила у папы эти восемьдесят копеек и купила ее.

Мыльница должна была присасываться к кафелю, но почему-то не присасывалась, а сразу отскакивала в сторону вместе с мылом. Мы с братом были в восторге, целый вечер присасывали ее к стенке и смотрели, как она отскочит.

На следующий день мама отнесла покупку обратно, чтобы поменяли, но мыльниц уже не было.

И тогда на эти восемьдесят копеек мама набрала папе носков.

* * *

В обмен на корпус от кассеты брат научил меня открывать папин сейф маминой пилочкой для маникюра, причем из всего набора подходила только одна – самая тоненькая; остальные не пролезали.

* * *

Помню родительский лексикон. У мамы с бабушкой было свое арго, специальный подвижной состав словечек, касающихся моего поведения, времяпрепровождения или уличавших меня в нездоровье:

– сачкует (пропускает занятия в школе, сказавшись больной, а на самом-то деле знаем мы эти простуды);

– питюкает (играет на пианино);

– не ботай! (не стучи ногами по стулу);

– через-не-хочу! (касательно геркулесовой каши);

– подкашливает (а это вообще предательство: можно в любой момент, как волшебный Сезам, произнести это слово, и она – то есть я – никуда не пойдет. Даже тихое учительское мошенничество типа ярмарка солидарности меня впоследствии меньше расстраивало);