* * *
– Хочу тебе признаться в одной вещи. Знаешь, когда тебя нет, я иногда все равно сплю в клубничках.
* * *
В эту зиму мы занимались любовью мало. Допоздна работая на трех работах, я уставала, Миша это понимал и старался не приставать. Очень, очень уставала.
* * *
Звонит Миша из Питера – у него недельная выставка:
– Совсем мне без тебя не спится. Завел даже специальную маленькую подушечку, подкладываю ее под бок и думаю, что это ты.
* * *
По ночам мне снятся герои Пруста. Маленький Марсель, рыдающий над кустом розового боярышника в Комбре.
Сван, который уже встретил Одетту де Креси.
* * *
Красота причиняет мне боль. Я осязаю ее слишком сильно, слишком болезненно.
* * *
И чем дальше, тем хуже.
* * *
Все по-настоящему прекрасное драматично.
* * *
Однажды я любила мальчика, но только любила его не как мальчика, а как произведение искусства.
Как парки Винченцо Бренны, гудоновские головки или цветочные вазы о львиных лапах на террасе Павловского дворца.
Можно ли людей так любить?
Это же неприлично.
* * *
Сегодня вместе с мусорным пакетом выбросила в мусоропровод свои перчатки.
* * *
– Вы напишете нам о Прусте? Кому как не вам заказать…
– Постараюсь.
– Вот времена пошли – кто его сейчас читает… – вздохнул Пал Палыч.
– Например, мой муж. Когда мы только познакомились, он поинтересовался, какая у меня любимая книга. Говорю, Аксаков, «Детские годы Багрова-внука». «Дай почитать!» – «Пожалуйста». Через неделю встречаемся, он спрашивает: «А еще?» – «В поисках утраченного времени». С тех пор прошло два года – сейчас седьмой том дочитывает.
– Ваш муж вас очень любит.
* * *
Пассаж у Аксакова:
«Достал <…> одну часть «Детского чтения» и стал читать, но был так развлечен, что в первый раз чтение не овладело моим вниманием».
«Детские годы Багрова-внука». Первое произведение в русской литературе, написанное от лица ребенка. Это было за сто лет до Пруста.
От скуки на каникулах, дело происходило в Павловском Посаде, я прочла его в девять лет. У бабушки в шкафу стояло очень мало книг: история Великой Отечественной войны в шести томах, «Лекарственные растения», том Пушкина, собрание сочинений Шолохова, что-то еще – и вот Аксаков.
Это была первая книга в жизни, которая поразила меня.
* * *
И что за дурацкая привычка грызть карандаши! Пришла в редакцию читать корректуру предисловия и так увлеклась, что чуть не откусила ластик с карандаша главного редактора.
Когда правка была закончена, он попросил свой карандаш обратно, я отдала – и с ужасом увидела, что стирательная резинка мокрая. Больше всего в тот момент я боялась, что он станет что-то стирать и на бумаге останется пятно.