– Не обо мне должны быть эти сказки, – огрызнулся Ахено. – Если ты все знаешь, должен знать и это.
Ему не ответили.
С утра дали в дорогу сухой рыбы. Ахено ушел, делая вид, что не слышит, как поют вслед женщины – ту же песню на свой лад выводил, бывало, лунными ночами Проводник.
Проводник всегда трусил рядом. Он вспоминал, как в пропахшей бумагой комнате хозяин, не Ахено, а другой, главный хозяин, ласковый и страшный, водил пальцем по хрусткому листу. Говорил, тяжело роняя слова. Ахено кивал, и глаза у него были, как галька на морском берегу.
– Ты зовешь меня другом, – говорил Ахено. – Я тебе верю. Но смотри же: ты смертен, и если я останусь в тумане – мы встретимся. Я отгоню твоего проводника камнями, а душу отравлю словами, горькими, как морская соль.
– Ты уже отравил мне душу, Ахено Неверующий, – отвечал Главный, вздыхая. – Братья теряют разум, и в этом твоя вина. Ты ведь не можешь ничего принять на веру, тебе нужно знать. Ты не сможешь отказаться и не поехать, Ахено Любопытный.
– Не смогу. Я добровольно уйду в туман, и ты будешь ставить в пример братьям Ахено Раскаявшегося. Этого хочешь?
– Да. Но верь – я не обманываю тебя. Уйти в туман – не самое страшное, что может с нами случиться.
– Расскажи это тем, кто ушел. Ты не хочешь избавиться от меня? Убить ты меня не можешь. Запереть не можешь – братья с тебя спросят. Велеть замолчать не можешь – я не послушаю тебя. Заманить в туман и оставить – что еще остается?
– Отрезать язык, например, – усмехался Главный. – Но ты же начнешь писать, Ахено Крикливый.
– Я вернусь и расскажу, что на той стороне нет ничего, кроме тумана и потерянных душ, и мудрый не ждет. Что проводники – не проводники вовсе, а стражи, как и в этой жизни. Пугают умерших клыками, чтобы не докучали всезнающему глупыми вопросами, – Ахено щурился, и ядом брызгали слова: – А может, его и нет вовсе?
– Так пойди и проверь, – отвечал Главный. – Корабль снаряжен, и Проводник устал от наших разговоров.
Поющий для Луны лежал, уткнувшись носом в хозяйские туфли, мел хвостом по дощатому полу. Хозяин почесывал ногой его брюхо, стараясь не задеть шрамы на боку, нагибался, кряхтя. Халат расходился на груди, в нос шибало теплым и добрым: старым телом и едой. Пса хватали за морду. Говорили – рано ушел в проводники, Пес, поторопился, пришлось вернуть. Отведешь Ахено, сделаешь нужное – и беги, играй с братьями, води потерявшихся в тумане. Главный выпрямлялся и снова перебирал бумаги, одни – в мелких паучках, другие – в плавных линиях. Крутил шар, криво насаженный на палку. Снова бросал в Ахено словами – вот здесь можно перейти, не оставив тело. Найдешь, увидишь, вернешься, расскажешь. Вернешься, мой друг, Ахено Бессмертный, Ахено Усталый. Корабельный Пес тебя проводит. Корабль может разбиться, но тебе он будет уже не нужен. Вернуться легко – перейдешь реку, и дома. Только помни, что хочешь домой. Мечтай о доме, желай его. Лицо Ахено каменело, и зеленые глаза превращались в щели. Главный нагибался снова, тянул пса за ухо, спрашивал – правильно? И Поющий для Луны стучал хвостом, кривя губы в улыбке.