Кивок Ксавье — и агент осторожно потянул дверь на себя. Она бесшумно стала распахиваться. Та же тишина в квартире… нет, можно различить весьма даже странные звуки — нечто вроде тяжких приглушенных стонов или мычания, непонятная возня… но это ничуть не похоже на то, как если бы тревожно заметались по квартире всполошенные неожиданным звонком в дверь люди, не те совершенно звуки…
Дверь распахнулась настежь, и они ворвались в квартиру, держа оружие наготове. Маленькая кухонька справа… пуста… комната…
Еще не вбежав туда, Бестужев увидел в распахнутую дверь человеческие ноги, обмотанные веревкой. А там и самого человека — лежа меж массивными ножками стола, он перекатывался, бился, тщетно пытаясь освободиться от надежно наложенных пут — рот чем-то заткнут да вдобавок перевязан тряпкой, видны только глаза, сверкающие нешуточной яростью, растрепанная шевелюра…
Колокольчик у двери надрывался. Не обращая на него внимания, кинулись в другую комнату, где обнаружили ту же картину: на полу конвульсивно бился связанный человек, чей рот был запечатан столь же надежно…
Присев на корточки, Бестужев одним рывком сорвал повязку — человек тут же вытолкнул тряпку языком, принялся отплевываться, сыпя невнятными проклятиями. Господин Гравашоль собственной персоной, какая встреча… Второго, которого тем временем освободил от импровизированного кляпа Ксавье, Бестужев тоже узнал — один из тех, с кем он встречался в Вене, вот только имя неизвестно… да и провались его имечко в тартарары… все рухнуло!
Все благополучно рухнуло, как выражается пристав Мигуля в далеком Шантарске. Ящиков нигде не видно, их наверняка здесь уже нет, открывшееся их глазам зрелище может иметь одно-единственное объяснение: некие конкуренты из числа охотников за Штепанеком с максимальной для себя выгодой использовали эти четверть часа, люди, должно быть, непростые, если смогли быстро и хватко спеленать этих господ, тоже не относившихся к разряду недотеп…
Бестужев едва не взвыл в голос от тоскливой злости. Зато молодой инспектор, уставясь на Гравашоля так, как влюбленный взирает на обожаемый предмет своей страсти, прямо-таки сиял от счастья — что ему аппарат, если подумать, он наконец настиг свою долгожданную дичь…
Оглянувшись на Бестужева, Ксавье убрал с лица лучезарную триумфальную улыбку:
— По-моему, нас опередили, господин майор…
— Удивительно тонкое наблюдение… — произнес Бестужев тусклым голосом. Медленно спрятав в карман ненужный уже браунинг, присел на корточки над Гравашолем: — Что здесь случилось?
Яростно вращая глазами, главарь анархистов разразился темпераментной тирадой, половины слов Бестужев не понимал вовсе, но и по тем, что он знал, ясно, что месье Гравашоль отнюдь не высокую поэзию декламирует и не философский труд по памяти читает…