– Таисия Никитична, может, все-таки поделитесь вашими планами на ближайшее будущее? – снова заговорил он. – Если вы хотели выйти замуж не теперь, а, скажем, в будущем году, нельзя ли пойти нам навстречу и слегка подкорректировать сроки?
Да что же это такое? Мать всю жизнь мной командовала, но она хоть меня родила и уже потому имела какое-то право распоряжаться. Хотя они, вероятно, тоже считают, что родили меня в виде Евлалии, и значит…
– Конечно, ответ не обязательно давать прямо сейчас, – по-своему расценил мое затянувшееся молчание генеральный. – Обсудите с будущим супругом. Я вас, естественно, не тороплю, но, сами понимаете, сроки поджимают. А какая-нибудь фишка для новой рекламной кампании нам нужна просто как воздух. В конце концов это в ваших же интересах.
Хорошо, что я не беременна. Иначе они с их энтузиазмом устроили бы мне преждевременные роды как раз на пике рекламной кампании.
Чтобы отделаться, я обещала подумать, надеясь, что долго не получая от меня ответа, рекламные гении «Атлантиды» сами изобретут что-нибудь менее для меня обременительное. С Виталием я говорить на столь щекотливую тему не стала. Не хватало еще, чтобы он подумал, будто я ему навязываюсь. После его официального развода вопрос о нашей женитьбе ни разу не поднимался. Жили вместе и жили. Меня подобное положение вещей вполне устраивало. Полагаю, и его тоже. Никаких оснований думать иначе у меня не было. Жизнь наша устаканилась, стала комфортной и уютной. Так зачем что-то в ней менять. Да и что может изменить штамп в паспорте?
Однако разговор с Феликсом заставил меня задуматься: а хочу ли я вообще замуж? Нужно ли это мне? По длительном размышлении я пришла к довольно странному и неоднозначному выводу. С одной стороны, моя женская гордость, оказывается, была уязвлена. Почему, собственно, Виталий не делает мне предложение? Никаких препятствий-то теперь нет. В себе он, что ли, не уверен? Или во мне? Или не хочет себя связывать, считая наш союз временным? Непонятно. Ведь даже Егор успел привыкнуть ко мне, и у нас с ним сложились вполне хорошие отношения. В чем же дело?
С другой стороны, я вполне отдавала себе отчет: сделай он мне предложение, я принялась бы отчаянно выискивать благовидные предлоги для отказа. Почему, точно не знаю. Видимо, в самом акте постановки печати крылась какая-то окончательность. Мне так и слышался этот глухой звук – удар штемпеля. Словно гвоздь в крышку гроба заколачивают, после чего все окончательно понимают: человек действительно умер. А я, получается, умерла бы как женщина для всех остальных мужчин. Нет, я, конечно, знала: в нашем мире ничто не вечно, и для опостылевших браков существует развод, сама через это прошла. Однако свадебное канцелярское действо все равно наводило на меня ужас. Я не была к нему готова, и точка. Мне хотелось оставаться свободной. Пускай лучше другие от меня зависят, а не я от них.