Ей понадобилось не менее пяти лет, чтобы полностью принять тот факт, что виной всему этому была она. До того Эми продолжала успокаивать себя мыслью о… – нет, не о безумии, потому что не было ничего рациональнее, чем мистер Олуэн, вытирающий потную шею и требующий её поменять неблагозвучное имя, – не о безумии, нет, о совпадении. Ведь бывали дни, недели, месяцы, иногда даже годы, когда она не просила ничего. Отчасти потому, что не нуждалась ни в чём, чего на данном этапе своей жизни не могла получить сама; но отчасти и для того, чтобы убедиться – даже без её участия люди продолжают погибать ежедневно. Они умирают по вине уличной преступности, от болезней, в автомобильных и авиакатастрофах, от ураганов, от нелепых несчастных случаев, от старости, наконец – как бедный бездомный Стэнли, для которого, видимо, просто пришло его время, ведь та давняя осенняя ночь восемь лет назад была такой холодной… Эми всё ещё помнила, до чего же холодной, помнила, как зябко прятала ладонь в складках жёлто-красного шарфика, идя по грязной тёмной улице. Она и сама могла бы умереть в ту ночь, разве нет? Уличный грабитель мог зарезать её, пока она блуждала по переулкам, её мог сбить пьяный водитель, выруливший на тротуар, наконец, Робби мог ударить её – ударить слишком сильно, как она подсознательно ждала этого всё время, пока находилась в его власти. Ничего этого не случилось – так что ж, значит, в ту ночь ей повезло. Ей и сейчас везло; ей – да, а старому Стэнли и тем десяткам, сотням людей, о смерти которых она слышала ежедневно, – что ж, им повезло меньше. Нелепо в самом деле думать, что в этом её вина.
Верила ли она в это на самом деле? Временами – да. А временами хлестала пунш и звонила по старым телефонным номерам, зная, что на том конце провода некому поднять трубку. В одну из таких пьяных истерик, вскоре после разрыва с Мэлом, она позвонила отцу – впервые за десять лет. Трубку не снимали долго, а когда наконец сняли, незнакомый женский голос сказал, что слушает. Эми сказала «простите» и повесила трубку на рычажки. Она не знала, кто эта женщина – может быть, новая жена отца, может, его сиделка, а может, агент по недвижимости, занимающийся продажей дома после смерти владельца. Эми не знала этого и не хотела знать. Ральф Завацки был последней ниточкой, связывавшей её с прошлым, давно оставленным позади. Если он жив, ей придётся съездить к нему; если он мёртв, ей надо посетить его могилу. Ни того, ни другого она не хотела, поэтому выпила в ту ночь ещё одну бутылку пунша и легла спать, а утром мучилась жесточайшим похмельем и даже не смогла поехать на запланированную встречу. По счастью, Глен Шеппард согласился её прикрыть на часок, пока она приведет себя в порядок. Глен был хороший, да. Порой ей было жаль, что слишком хороший, чтобы она могла с ним быть.