Вера тихонько отступила, вывинтилась из плотной зелени тысячу лет не стриженых кустов, немножко попетляла по заросшим боковым аллейкам и выбежала наконец к физруку, который стоял с секундомером в руке и тревожно вертел головой.
— Неправильный путь выбрала, — не ожидая его вопросов, объяснила она. — Не сердитесь, Николай Павлович, вторая попытка, ага? Сейчас все правильно сделаю.
И пошла на второй круг. Бежать было почему-то тяжело, как никогда. Ноги еле шевелились, дыхания не хватало, и она про себя диктовала ритм своим ногам и своему дыханию: «Пра-виль-но сде-ла-ю, пра-виль-но сде-ла-ю…»
Они сидели на той же скамеечке, Генка и незнакомый парень. Увидели издалека, парень поднялся первым, Генка харизматично помедлил, но тоже поднялся, шагнул навстречу, раскинул руки, будто обнять собирался. На указательном пальце правой руки блеснул перстень с черепом. Кажется, вчера его не было. Или был? Она не заметила.
Вера не добежала до них несколько шагов, остановилась, заложила руки за спину, разулыбалась, как законченная идиотка, и, глядя в глаза незнакомому парню, громко сказала с интонацией Нинки Сопаткиной:
— Здрас-с-сти!
Парень растерянно моргнул, странно дернул головой вперед и неуверенно сказал:
— Здравствуйте…
Вера специально не смотрела на Генку, но краем глаза заметила, что тот тоже растерянно моргает. И руки опустил.
— Познакомься, Вер… Это Кирюха Коптеев, на каникулы к матери приехал… Тетя Катя — это вот его мать… Он в институте учится… На третий курс уже…
Вера на Генку не смотрела, она, улыбаясь до ушей, смотрела на Кирюху Коптеева, теть-Катиного сына.
— Кирилл, — сипло сказал Кирюха Коптеев и опять дернул головой.
Глаза у него были, как пластмассовые пуговицы.
— Оч-прият… — Вера тоже дернула головой и наконец повернулась к Генке. — Генаш, я щас освободюсь, и прям сразу ж — на наше место. Ты придешь? Ты прям щас иди, я прям отсюдова туды побёгну. Приходи, лана? Смари не оммани… Ну, покедова!
Она повернулась и опять неторопливо побежала по аллее, на этот раз никуда не сворачивая. Зачем? Ничего о себе она слышать больше не хотела. Но все-таки напоследок услышала:
— Ох, ну и дура! Но хороша-а-а…
— Дура, не дура… Какая разница? У баб голова — не главная часть тела.
… Вере Генку ждать ни секунды не пришлось, она еще с обрыва увидела его на другом берегу. Нынче он в кустах не прятался, торчал на самом виду посреди пологого склона, заросшего мягкой чистой травой. Увидел ее, руками замахал. Радуется. Давно не виделись, ага.
Вера стряхнула с ног кроссовки, а майку и шорты снять даже и не подумала. Не вспомнила. Так спешила. На свидание. И по вырубленным в крутом берегу ступенькам спускаться не стала, шарахнулась в воду прямо с обрыва. В омут головой, так, кажется, принято говорить. А что, очень актуально. Она актуально сиганула в омут головой, вынырнула у противоположного берега и принялась выбираться из воды, цепляясь за ненадежные ветки плакучей ивы. Генка хотел помочь, руку протягивал, но она его руки не заметила. С перстнем на указательном пальце. Сама выбралась, выпрямилась, вытерла ладонями лицо и уставилась на Генку очень серьезным взглядом. Ни на кого еще таким серьезным взглядом она не смотрела. И думала при этом, что успехи в стрельбе у нее так себе, средненькие. Физрук прав — надо наверстывать, пока не поздно.