— Я не сомневаюсь, что пожелание покойницы будет скоро осуществлено.
И все трое ушли, слишком ошеломленные, чтобы о чем-либо думать.
Они возвращались домой, молча шагая рядом, пристыженные и взбешенные, словно обокрали друг друга. У Коры всю скорбь как рукой сняло: неблагодарность покойницы освобождала молодую женщину от обязанности оплакивать ее. Наконец, придя в себя, Лезабль бледными, судорожно сведенными от досады губами произнес, обращаясь к тестю:
— Дайте мне, пожалуйста, этот документ, я хочу подробно ознакомиться с ним.
Кашлен вручил зятю бумагу, и тот погрузился в чтение. Он остановился посреди тротуара и, не обращая внимания на толкавших его со всех сторон прохожих, искушенным глазом опытного канцеляриста впился в документ, пытаясь разобраться в каждом слове. Жена и тесть все так же молча дожидались в двух шагах от него.
Наконец он вернул тестю завещание, объявив:
— Ничего не поделаешь. Ловко же она нас одурачила.
Кашлен, обозленный крушением своих надежд, возразил:
— Это вам следовало обзавестись ребенком, черт подери! Вы ведь знали, что она давно этого желала.
Лезабль, не отвечая, пожал плечами.
Вернувшись домой, они застали множество людей, чье ремесло — заниматься покойниками. Лезабль ушел к себе, не желая больше ни во что вмешиваться, а Сезар злился, кричал, чтобы его оставили в покое, чтобы поскорее кончали эту волынку, находя, что пора наконец избавить его от этого трупа.
Кора заперлась у себя в комнате, и ее не было слышно. Но спустя час Кашлен постучался в двери к зятю.
— Дорогой Леопольд, — сказал он, — я хочу поделиться с вами некоторыми соображениями; ведь как-никак нам надо столковаться. По-моему, следует все же устроить приличные похороны, чтобы не возбуждать толков в министерстве. Денег мы раздобудем. Да и ничего еще не потеряно. Женаты вы не так давно, неужто у вас не будет детей? Придется немножко постараться, только и всего. Теперь займемся самым неотложным: можете ли вы нынче же зайти в министерство? Тогда я немедля надпишу адреса на извещениях о похоронах.
Лезабль не без досады должен был признать, что тесть его прав, и, усевшись друг против друга по концам длинного стола, они принялись надписывать уведомления в черной рамке.
Потом сели завтракать. Кора вышла к столу, безразличная ко всему, словно все происходившее ее вовсе не касалось; ела она с аппетитом, так как накануне весь день постилась.
После завтрака она тотчас же ушла к себе, Лезабль отправился в министерство, а Кашлен расположился на балконе, с трубкой в зубах, верхом на стуле. Палящее летнее солнце роняло отвесные лучи на крыши домов, и стекла слуховых окон горели таким нестерпимым блеском, что глазам было больно.