Кашлен ежедневно справлялся у дочери:
— Ну, как муженек? Отважился?
Она отвечала:
— Нет, папа.
Каждый вечер за обедом происходили тягостные сцены. Кашлен без конца повторял:
— Если мужчина — не мужчина, так уж лучше ему подохнуть и уступить место другому.
А Кора добавляла:
— Да уж, ничего не скажешь; и бывают же на свете бесполезные, никудышные люди. Они затем только и топчут землю, чтобы всем быть в тягость!
Лезабль глотал свои лекарства и ничего не отвечал. Однажды тесть не выдержал:
— Слушайте, вы! Если вы не измените своего поведения и теперь, когда здоровье ваше поправилось, я знаю, что сделает моя дочь!
Зять вопросительно поднял на него глаза, предчувствуя новое тяжкое оскорбление. Кашлен продолжал:
— Она возьмет себе вместо вас другого, черт побери! И вам еще здорово повезло, что она давно этого не сделала! Когда имеешь мужем этакого чурбана вроде вас, тогда все дозволено.
Бледный, как полотно, Лезабль ответил:
— Я не мешаю ей следовать вашим мудрым наставлениям.
Кора потупила глаза. А Кашлен, смутно чувствуя, что хватил через край, слегка сконфузился.
На службе тесть и зять сохраняли видимость полного согласия. Между ними установилось нечто вроде молчаливого уговора, в силу которого они скрывали от сослуживцев свои домашние раздоры. Они обращались друг к другу не иначе как «дорогой Кашлен», «дорогой Лезабль», — и подчас даже делали вид, что дружно над чем-то посмеиваются, притворяясь, что довольны, счастливы и вполне удовлетворены своей семейной жизнью.
Лезабль и Маз, со своей стороны, держались в отношении друг друга с изысканной учтивостью противников, едва избежавших дуэли. Несостоявшийся поединок нагнал на них страху, и они старались быть преувеличенно вежливыми, подчеркнуто предупредительными друг к другу, а втайне не прочь были сойтись поближе, во избежание новых столкновений, которых они смутно опасались.
Сослуживцы одобрительно взирали на них, полагая, что такое поведение приличествует людям светским, между которыми произошло недоразумение, едва не приведшее к дуэли.
Еще издалека они строго и чинно приветствовали друг друга исполненным достоинства широким взмахом шляпы.
Однако они не обменялись пока ни единым словом, ибо ни тот, ни другой не желал либо не осмеливался сделать первый шаг.
Как-то раз Лезабля срочно вызвали к начальнику; стараясь показать свое усердие, он пустился бегом и на повороте коридора со всего размаха угодил в живот какому-то чиновнику, шедшему навстречу. Это был Маз. Оба отступили, и смущенный Лезабль с вежливой поспешностью спросил:
— Надеюсь, я не ушиб вас, сударь?