– Хорошо. Мне всё равно нужно сегодня к письмоводителям, вот и отправлю.
– Ты что, каждый день туда ходишь?
– Не каждый. Но сейчас жду прибытие одного письма... Оно очень важно для меня.
Девчонка кивнула, принимая понимающе-взрослый вид:
– Письмо от любимой женщины?
От любимой ли? Невольно задумываюсь над невинным вопросом.
Сколько ей исполнилось лет? Если правильно помню, чуть больше сорока. Сорок один год пребывания на этом свете, три ребёнка, зачатые и рождённые в супружестве, похороненный муж. Я узнал о её существовании четырнадцать лет назад, на рассвете студёного дня зимы, когда вьюга перестала выть за стенами приземистого бревенчатого дома. А полюбил гораздо позже, когда понял, что ничего иного мне не остаётся...
– От матери.
Зелёные глаза удивлённо расширяются:
– У тебя есть мама?
– Вообще-то, мама имеется у каждого из нас. Хотя бы в момент нашего рождения. Почему Вас так удивили мои слова?
Сари смущённо улыбается, чтобы скрыть неловкость.
– Ты... ты живёшь один в большом доме, вот я и подумала, что у тебя никого нет. Ведь если бы были, почему вам не жить всем вместе?
– Ага, одной большой шумной семьёй... Мама служит в северном имении повелительницы, это довольно далеко отсюда, поэтому мы видимся только два раза в год: летом я уезжаю из Нэйвоса, а на Зимник жду родню к себе.
– Родню?
Кажется, девчонка удивилась ещё больше.
– Ну да, родню. У меня есть ещё два младших брата, но я, при всей моей любви к родственникам, предпочитаю, чтобы они трепали нервы кому угодно, но не мне.
– Почему?
– Что «почему»?
Сари уселась на подлокотник библиотечного кресла и задумчиво наморщила лоб.
– У тебя есть и мама, и братья, и ты их любишь... Если бы у меня так было, я бы всё время хотела быть рядом.
Рядом... Она не понимает, о чём говорит! Несносные создания двенадцати и пятнадцати лет, постоянно устраивающие игры в войну (моё участие в них не требуется, но под обстрел почему-то всегда попадаю именно я, а не кто-то другой), вкупе с матушкой, чья забота о моём здоровье и личной жизни порой переходит все границы – всё это способно свести с ума и более терпеливого человека. Как мне удаётся выдерживать Летник в родительском доме? Сам себе удивляюсь. Зимник проходит более мирно: дом, всё же, мой и правила устанавливаю я. Но всё равно, мальчишки будут бегать по этажам, снимать со стен старинные клинки, таскать варенье из кладовой... Вот я в их возрасте был ребёнком – мечтой всех родителей: спокойный, тянущийся к знаниям, а не к шалостям, серьёзный и ответственный. Только родители этого никогда не замечали. Не хотели замечать. Наверное. Может быть.