Хочет внуков? Что ж, похвальное желание. Немногие женщины стремятся стать бабушками, а некоторые бегут от этого всю свою жизнь, напрасно молодясь и сражаясь с неумолимым временем. А что плохого в желании увидеть продление рода своих детей? Ровным счётом ничего. Может быть, не нужно перегибать палку и силой заставлять вступать в супружество, но, честно говоря, не знаю, как бы сам вёл себя на месте Каулы. Возможно, был бы ещё суровее и непреклоннее: взял бы за ухо, да отвёл к алтарю, не спрашивая желания ни у жениха, ни у невесты...
Я и сам не заметил, как обнял женщину в ответ.
– Хорошо, матушка.
– Ты не отказывайся прямо сейчас, Тэйлен, а если надумаешь отказаться, то сначала мне скажи: Ливин – девушка скромная, и так едва решилась сюда приехать.
– Она хоть знает, зачем?
Каула подняла на меня свои лучистые глаза:
– А то не знает! О таком даже говорить не надо: она – молодая женщина, у меня – взрослый сын в городе... Да кто угодно догадается!
– А её родители... в известность поставлены?
– Сиротка она.
Так. Совсем хорошо. Моя матушка не только заботлива, но и расчётлива не в меру: чтобы не проводить время в дрязгах с роднёй невесты, присмотрела мне сироту. Даже не знаю, что делать, радоваться маминой предусмотрительности или осудить за жестокость. Привезла девицу, можно сказать, без сопровождения, никто следить не будет, попорчу её или нет: Каула закроет глаза, а мальчишки если и проболтаются, то уже потом, когда будет поздно. Да и неважно, вернётся девица в Энхейм опозоренной или невинной: дворня – люди зоркие, наверняка уже об заклад на наш счёт бьются... Мне-то всё равно. А может, и нет.
– Матушка...
– Да, малыш?
А взгляд чистый-чистый, счастливый-счастливый!
– Давайте договоримся: я попробую к ней присмотреться за эти дни, а она – ко мне. Если подойдём друг другу, то можно будет и о свадьбе подумать. А если нет... Прости, матушка, но иначе не могу.
Она встала на цыпочки и поцеловала мой лоб.
– Конечно, не можешь. Если бы что другое сказал, я бы сама тебе по щекам нахлестала!
Вот так, понятно? Сначала уверяет, будто я совершенно волен в своих поступках, а потом выясняется, что моя свобода простирается только в одном направлении, угодном матушке и полностью сообразующемся с её представлениями обо мне. Воистину, материнская любовь – слепое и страшное оружие! Но мы всё равно боготворим нежные руки, в которых оно лежит.
***
Кухонного стола хватило на всех – на меня, на матушку, на Ливин и мальчишек, и ещё остались места. По крайней мере, для Сари, которая выползла из своей комнаты, разбуженная шумом от прибытия новых гостей дома.