– Поживи в Лондоне, – еще раз повторила Элинор. – Пообещай мне, что пробудешь там недели две, не меньше. Иначе я обижусь и буду думать, что ты не доверяешь мне и боишься оставить школу на мое попечение.
– Ну конечно, я тебе доверяю, – сдалась Клодия. Разве она могла устоять перед такими уговорами? – Признаться, я бы с удовольствием…
– Вот и хорошо, – подхватила Элинор. – Значит, пусть так и будет. Решено! А теперь мне пора в класс. Сегодня такой день, что, боюсь, подопечные пустят парты на растопку или устроят грандиозный бой, если я не вернусь сию же минуту.
Проводив Элинор, Клодия села за стол и аккуратно свернула письмо Сюзанны. И вправду, удивительный сегодня день! И тянется, похоже, вдвое длиннее обычного.
Но о чем ей беседовать с таким спутником по дороге в Лондон? Как не дать Флоре разболтаться вовсю, а Эдне запретить хихикать? Вот если бы маркиз Аттингсборо оказался обрюзгшим стариком лет шестидесяти! Может, тогда ей не пришлось бы робеть в его присутствии…
Выбранное слово разозлило Клодию. Робеть? С чего это вдруг ей робеть перед мужчиной? Пусть даже маркизом? И наследником герцога?
Нет уж, такого удовольствия она ему не доставит, с вызовом подумала Клодия, забыв, что маркиз и не заикался о своем желании увидеть ее униженной, пресмыкающейся у его ног.
– Помни, о чем мы говорили, – повторил герцог Энбери, пожимая руку сыну Джозефу, маркизу Аттингсборо. Его слова прозвучали как приказ.
– Ну конечно, он будет помнить, Уэбстер, – вмешалась герцогиня, обнимая и целуя сына.
В доме на Ройял-Кресент, где герцог и герцогиня жили во время приездов в Бат, в тот день позавтракали рано. Беспокойство о здоровье отца, а также его недвусмысленный призыв привели сюда Джозефа неделю назад, в разгар весеннего светского сезона. Зимой герцог простудился и так и не оправился от болезни к началу сессии в палате лордов, где ему надлежало присутствовать. Пришлось остаться дома, а потом и поддаться на уговоры жены и отправиться на воды, хотя герцог всегда презрительно отзывался о Бате и о тех, кто принимает ванны и пьет лечебные воды, дабы поправить здоровье.
Джозеф нашел отца окрепшим. Герцогу хватало сил даже на то, чтобы порицать глупость и бессмысленность карточных игр и других курортных развлечений, а также забавляться при виде воодушевления, с которым его встречали повсюду, где бы он ни появлялся, особенно в бювете. Его супруга, напротив, тихо радовалась времяпрепровождению, на заурядность которого сетовал герцог. Джозеф подозревал, что на водах его матери живется привольнее, чем обычно в Лондоне в это же время года.