Сняв груз с души, он с силой перевел дыхание; я убедился, что он снова начинает играть ту же роль, обретая под слоем грима привычный облик солдата удачи. Атмосфера опять неуловимо изменилась. Он улыбнулся, и из презрительного выражения его лица и жестов можно было сделать вывод, что он готов отпустить реплику типа: «Прочь тоску! Ричард снова на коне!» Мне пришлось попридержать его.
– Если вы ничего не знаете о событиях этого вечера, – спросил я, – откуда у вас эта записка?
Я положил ее на стол. Ухмыльнувшись, он бросил на нее беглый взгляд (казалось, что он пытается взять себя в руки), но, похоже, не проявил особого беспокойства. Рассмотрев записку, он перевел взгляд на меня:
– Значит, она попала к вам в руки в полицейском участке, – тихо сказал он. – Я так и думал, что, должно быть, там ее потерял. Если вам нужна правда, то я подобрал ее в квартире Холмса.
Не моргая, он в упор глядел на меня.
– В квартире Холмса… Когда?
– Сегодня вечером, как раз до визита в музей.
– Кажется, вы сказали, что не знали об отмене встречи в музее? А если вы побывали у Холмса… когда, кстати, это произошло?
– Примерно в двадцать минут двенадцатого.
– Разве вам не сказали, что встреча отменена?
– Нет, не сказали, – спокойно ответил Маннеринг. – Видите ли, там никого не оказалось.
Чтобы обдумать эту возможность и прикинуть, как действовать дальше, я обошел вокруг стола, снова перечел записку и положил ее на место.
– Хорошо, – сказал я. – Давайте послушаем, как все это выглядело.
– Как я уже излагал вам, у музея я очутился около одиннадцати. Мириам с братом были на каком-то званом обеде, откуда и должны были подъехать к музею; я не сопровождал ее. Но подумал, что с тем же успехом могу войти в музей с кем-то еще… чтобы не выглядеть человеком со стороны. – Он стиснул зубы. – Холмс был единственным, кого я знал. Так что, как я и говорил, в двадцать минут двенадцатого я очутился на Принс-Регент-стрит. Посыльный в холле сказал, что компания поднялась наверх, и не хотел меня пускать. Я, понятное дело, поставил его на место и поднялся.
Он помолчал.
– Я постучал, но мне никто не ответил. За дверьми стояла полная тишина. Они были лишь прикрыты, и я вошел. Квартира была совершенно пуста, и после слов посыльного я не мог понять, в чем дело. В маленькой задней гостиной горел камин; видно было, что его недавно разожгли. Развернутая записка лежала на золе рядом с огнем. Развернутая – не так, как сейчас, хотя она была испачкана. Я… – Он сжал челюсти И мрачно побагровел, хотя его изложение напоминало речь лунатика. – Я поднял ее и прочел. А затем сунул в карман.