Я разнесу ваши полчища – и не склоню перед вами колени!
Никогда мои руки, познавшие радость свободы,
не обретут тяжесть оков,
Под грохот бури они будут метать громы и поражать молниями!
Нет-нет, сэр Герберт, у вас нет необходимости столь энергично побуждать меня к продолжению рассказа. Я несколько отклонился, цитируя эти строчки, однако потому лишь, что без всякого удовольствия вспоминаю вид, который открылся моим глазам, когда я снова вскарабкался на ящик. Поверьте, он был полон предельного ужаса, да позволено мне будет перейти к прозе в описании его.
Как я уже указывал, смотрел я как раз прямо через зал, на ряд карет вдоль противоположной стены. Чуть левее, но так, что я мог непрерывно за ней наблюдать, стояла огромная черная карета, о которой я тоже упоминал. Все члены этой группы собрались в дальнем верхнем от меня углу зала около дверей с надписью «Персидская галерея»; они были по другую сторону ряда карет, впереди них и не видели то, что увидел я. Я слышал отзвуки их глупой болтовни, но не прислушивался к ним. Ибо дверь дорожного экипажа стала медленно приоткрываться.
Залитая голубоватым лунным сиянием, она распахнулась как раз напротив меня. Я увидел, что карета достаточно вместительна, чтобы принять в себя человека во весь рост; тот, кто стоял в ней, слегка наклонился и уставился на какую-то внушительную груду у себя под ногами, придерживая правой рукой дверцу кареты, чтобы в нее попало побольше света. Этот человек был в обыкновенной форме констебля; первой моей мыслью было, что наконец-то явилась полиция, но тут я вспомнил упоминание моего хозяина, что один из членов их шайки будет в полицейском мундире. Подперев дверь ногой, он нагнулся и сильным рывком приподнял с пола эту бесформенную груду. И тут только я увидел, что это тело человека, голова которого была обращена в мою сторону; поддельный полисмен ухватил неизвестного за плечи и приподнял. Придерживая его одной рукой, другой он взялся за затылок – скорее всего, за волосы или за поля плотно надвинутой шляпы – и повернул голову, так что я смог увидеть лицо этого человека.
Это было лицо мертвеца, сэр Герберт. Он смотрел прямо на меня широко открытыми глазами, и я видел белую оторочку вокруг зрачков. Это было лицо бородатого человека; рот у него был приоткрыт. Когда пальто распахнулось, я увидел, что из груди у него торчит какой-то белый предмет, напоминающий слоновую кость. И я все понял.
В этот момент из передней части музея донесся голос светловолосой девушки; с того места, где она находилась, девушка не могла видеть внутренность кареты и ее ужасного содержимого. Она позвала псевдоконстебля, называя его «дорогой» – эффект этого нежного обращения, когда рядом лежал труп, был просто потрясающим, – и спросила, чего ради он «в такое время залез в карету».