– Еще не все карты открыты, – медленно проговорил Мантлинг.
Пауза затягивалась. Бендер сидел, выпрямив спину и прикрыв рукой глаза.
– Ну? – не выдержал Карстерс. – Давайте, не тяните!
Бендер медленно протянул руку и перевернул карту. У него оказался пиковый туз.
За столом зашумели; всем полегчало. Бендер убрал руку и снова прикрыл ею глаза. Из-за руки было трудно разглядеть, какое выражение было на его смуглом проницательном лице, но Терлейн мог бы поклясться, что в течение какого-то мгновения на нем была недобрая ухмылка.
– Знаете, Бендер, – тяжело уронил Гай, – некоторые считают туз пик картой смерти.
Карстерс пробормотал что-то нечленораздельное. Бендер встал и аккуратно обмел платком прилипшие к костюму крошки.
– Я к таковым не принадлежу, сэр, – с удивительным спокойствием ответил он.
Интересно, почему Гаю он говорил «сэр», а Алану – нет? И это «сэр» звучало как-то подобострастно. – Думаю, я сумею позаботиться о себе. Что я теперь должен делать?
– Мы вас запрем, – шутливо ответил Мантлинг. Похоже, он снова обрел хорошее расположение духа. – Пойдут я, Терлейн, Джордж и Г. М. Остальные могут присоединиться к нам или остаться здесь – по желанию. Потом мы будем сидеть здесь и ждать. Да! Вам придется закрыть за собой двери «вдовьей комнаты», чтобы соблюсти чистоту эксперимента. Но вот эти двойные двери будут открыты, и мы будем находиться поблизости от них. У вас есть часы? Каждые пятнадцать минут мы будем вас звать, а вы будете отвечать. Сейчас три минуты одиннадцатого. Эксперимент будет закончен в три минуты первого. Так! Мы должны соблюсти подобающую форму. Терлейн, вы возьмете мистера Бендера за одну руку, я возьму за другую…
Бендер резко повернулся. Его лицо пошло красными пятнами.
– Не стоит вести себя так, будто меня ждет виселица. Я пойду сам, спасибо.
Но по застывшим, напряженным лицам, по тому, как медленно двигалась процессия – никто не хотел идти впереди, – можно было подумать, что они действительно ведут человека на казнь. В коридоре, куда проникал свет из столовой, было достаточно светло. Они подошли к дверям во «вдовью комнату», и Терлейн во второй раз за вечер увидел большое квадратное помещение. Когда-то великолепные, а теперь просто грязные обои клочьями свисали со стен. В люстре, привернутое до минимума, горело желто-голубое пламя газового рожка. Напротив двери располагалось высокое французское окно. Снаружи оно было закрыто заржавленными стальными ставнями, закрытыми и намертво скрепленными друг с другом болтами, такими ржавыми, что, как ни бился над ними Мантлинг ранее вечером, отвернуть их ему не удалось. Одно-два из многих стекол старого окна были разбиты, и в комнате чувствовался легкий сквозняк.