– Я не подумал как следует. – Он взял ее руки в свои и уставился на них – в его больших ладонях они казались такими маленькими и нежными. – Я благодарен вам, миледи, за то, что вы способны думать за нас двоих.
Она сжала его руки и постаралась не обращать внимания на ощущения, ожившие от этого прикосновения где-то в глубине ее существа.
– Отдохните немного, Диллон. Я разбужу вас, как только произойдет какая-либо перемена.
– Нет. – Он покачал головой. – Мне надо занять себя делом. Я буду поддерживать огонь и позабочусь о том, чтобы нам нашлось чем перекусить.
Диллон прикоснулся к ее щеке.
– Я еще не говорил вам, миледи, как я благодарен вам за все, что вы делаете для моей сестры.
Он давно уже ушел в лес искать сухое топливо для костра, а Леонора все еще чувствовала на своей щеке прикосновение его руки, и это ощущение согревало ее.
Грозовые облака заслонили тусклый свет, пробивавшийся сквозь густую листву. По мере приближения грозы на землю опустилась странная тишина, даже воздух словно бы затаил дыхание, ожидая, когда же разразится буря.
Жутковатый мрак охватил весь лес. Состояние Флэйм резко ухудшилось, у нее начался бред. Девушка внезапно заговорила громким голосом, от которого мурашки пробежали по спинам мужчины и женщины, что стояли возле нее на коленях.
– Мама! – вскрикнула Флэйм, крепко схватив Леонору за руку. Глаза ее были широко открыты, но, похоже, ничего не видели. – Так ты пришла за мной!
Лицо Диллона исказилось страданием, он воскликнул:
– Пресвятые небеса, она готовится перейти в иной мир! – Он беспомощно провел рукой по волосам. – Неужели мы не можем сделать ничего, чтобы помешать этому?
Долго-долго Леонора рассматривала девочку, которая, глядя на нее широко открытыми глазами, видела кого-то, давно покинувшего мир живых. Затем, распрямившись, Леонора неожиданно проговорила:
– Да, мы должны действовать. Мы зашли слишком далеко, Диллон. Теперь я не желаю сдаваться.
– Забери меня к себе, мама, – прошептала Флэйм. – Я больше не могу выносить эту боль.
– Нет. – Леонора откинула влажные волосы с виска девочки. После того как она так долго работала вместе с женщинами в Кинлох-хаусе, ей было совсем не трудно забыть о правильном выговоре образованной англичанки и заговорить с мягким северным акцентом. И потом, разве не пробовала она делать это и раньше, когда ее единственным слушателем был лишь юный Руперт?
Глубоко вздохнув, она начала:
– Я пришла вовсе не затем, чтобы забрать тебя к себе, Флэйм, а затем, чтобы сказать тебе: ты должна жить.
Охваченная лихорадкой девочка начала было возражать, но Леонора настойчиво прошептала: