– Ты все вспомнишь, – тихо проговорила Леонора. – А сейчас тебе непременно надо подкрепиться.
Она отошла, чтобы наполнить бульоном небольшую миску, сделанную из высушенной тыквы. Диллон проследил за ней взглядом, а затем повернулся и увидел, что его сестра пристально смотрит на него.
– Она могла бы сбежать, – прошептала она.
– Да, я знаю. Но она осталась, чтобы ухаживать за тобой.
– Нет, еще перед этим она могла бы сбежать, Диллон. Я дралась с Грэмом. Если бы в это время она решила бежать, никто не сумел бы остановить ее. Но она оглушила его и спасла мне жизнь.
Услышав конец фразы Флэйм, Леонора подошла к ней и опустилась на колени.
– Но ведь и ты сделала то же самое для меня, Флэйм. Если бы не твое вмешательство, я стала бы еще одной жертвой Грэма. – Она поднесла миску с бульоном, от которого шел пар, к губам Флэйм. – Лучше выпей вот это.
Девушка подняла на нее глаза и тихо проговорила:
– Ты сражалась неплохо… для англичанки. Леоноре пришлось прикусить губу, чтобы скрыть улыбку.
– А теперь помолчи и пей. Тебе нужно восстанавливать силы.
Флэйм прихлебывала бульон и наблюдала, как ее брат ощипывал дичь. Когда он передал куропаток Леоноре, парочка обменялась приглушенными словами, за которыми последовал долгий, полный непонятного для Флэйм значения взгляд.
Неожиданно Флэйм припомнила тихие слова любви, которые донеслись до ее слуха ночью. Она решила, что это был лишь сон. Теперь она все поняла.
Неужели это правда? Да. Продолжая наблюдать, она заметила счастливое выражение на лице Диллона. Заметила, как смягчались черты этой женщины, когда она смотрела на него, улыбалась ему.
Господь Всемогущий! Ее сильный, доблестный брат, преданный Шотландии воин, предводитель всех Кэмпбеллов, совершил поступок, о котором страшно и подумать. Он отдал свое сердце пленнице-англичанке.
– Позволь мне осмотреть твою руку, Флэйм. – Леонора опустилась на колени рядом с девушкой и начала разматывать повязки. – Как ты себя чувствуешь?
– Мне очень больно.
– Тогда ты мужественная девочка, потому что за весь день я не услышала от тебя ни одной жалобы.
– Сестры-монахини учили меня, что мы должны посвящать нашу боль Господу как искупление за грехи.
Леонора улыбнулась.
– Мне кажется, у такой, как ты, юной девушки не должно быть много прегрешений.
Флэйм пожала плечами.
– Если не за свои грехи, тогда, может быть, я могу искупить своей болью грехи… других.
Леонора заколебалась, но любопытство не давало ей покоя.
– О ком ты говоришь?
Флэйм тихо вскрикнула от боли, когда Леонора облила ее раны обжигающей жидкостью из фляжки. Когда же голос снова вернулся к ней, Флэйм ответила: