Она лежала на боку, подложив руку под голову. Дыхание ее было ровным и почти неслышным. Корсаж разорванного платья распахнулся, приоткрыв глубокую ложбинку на белоснежной груди.
Мгновение Диллон рассматривал ее в мягком свете утра. Темные, как ночь, ресницы резко контрастировали с бледной, полупрозрачной кожей. Носик был слегка вздернут, полные, четко очерченные губы слегка припухли. Губы, созданные для поцелуев. Воспоминание о вчерашнем поцелуе обдало его таким жаром, что он вздрогнул. Тихо выскользнув из-под одеяла, он пересек комнату и пошевелил поленья в камине, затем вышел в гостиную и позвал слуг.
Леонору разбудили приглушенные голоса. Плохо соображая, где она, минуту девушка лежала неподвижно. Пахло совсем не так, как в ее опочивальне. И кровать казалась совсем не такой мягкой, как у нее дома. Затем воспоминания нахлынули на нее. Она – в неприступной крепости Диллона Кэмпбелла, в самом сердце дикого Нагорья. Пленница.
Леонора села, откидывая с лица растрепавшиеся волосы. В эту минуту дверь распахнулась, и девушка увидела ненавистного горца, за которым шествовали несколько служанок.
Собрав вместе края разорванного корсажа, девушка успела заметить, с каким выражением смотрели служанки на смятую постель, и почувствовала, как румянец жаркой волной пополз по ее щекам и груди.
– Положите вещи миледи сюда, – приказал Диллон. – И оставьте нас.
Служанки подбросили в огонь дров, наполнили водой два таза из нескольких кувшинов и ушли. Молоденькая, сильно прихрамывавшая девушка задержалась в комнате, раскладывая женское платье.
– Может быть, мне помочь миледи? – застенчиво спросила она.
– Нет, Гвиннит, – резко ответил Диллон. – Тебе и без этого хватает работы. Леди вполне может одеться без твоей помощи.
– Но ведь я была служанкой у настоящей леди. Даме благородного происхождения трудно одеваться самой.
– Ты слишком добра, Гвиннит. Миледи придется управляться со своим туалетом без чужой помощи.
– Да, милорд. – Присев, девушка вышла из комнаты, передвигаясь неровной, затрудненной походкой.
– И помни, что, пока миледи находится в Кинлох-хаусе, – добавил Диллон, – с ней надлежит обращаться как с пленницей.
Девушка бросила взгляд на Леонору, затем снова посмотрела на Диллона. Она кивнула, прежде чем выйти и закрыть за собой дверь.
– Умывайтесь, – приказал он Леоноре. – Затем мы спустимся вниз и перекусим.
Не дожидаясь исполнения своего приказа, он склонился над тазом с водой и приступил к утреннему омовению.
Леонора стояла в другом конце комнаты, яростно глядя ему в спину. Как же она ненавидит его! Величайшим наслаждением для нее сейчас было бы окунуть голову Диллона Кэмпбелла в таз и держать до тех пор, пока он не начнет захлебываться и просить пощады.