(Тут я позволю себе подкрепить замечание Диди небольшой справкой: у чемпиона-1995 «Ботафого», на чьи матчи в том сезоне ходила самая внушительная торсида, средний показатель посещаемости составил тогда 26 272 зрителя за матч. А лучший показатель чемпионата-1996 был у «Крузейро»: всего 18 708. Падение, как видим, весьма ощутимое. Если взять самый популярный клуб страны «Фламенго»: в 1995 году – 20 694, а в 1996-м – 14 113 зрителей за матч. А провал команд Рио-де-Жанейро нашел самое недвусмысленное выражение в посещаемости матчей этих клубов. В чемпионате 1995 года средний показатель четырех «грандов» Рио: «Фламенго», «Васко», «Ботафого» и «Флуминенсе» составлял 16 853, а в чемпионате-1996 упал до 10 492. Цифры, согласитесь, иногда бывают красноречивее слов… – И. Ф.)
– Короче говоря, Вы считаете, что главная беда бразильского футбола – в плохом руководстве, в неправильном отношении к своим обязанностям клубных чиновников и администраторов?
– Да, именно так. Звезд на поле у нас по-прежнему хватает, играть мы не разучились, а вот руководить футболом, похоже, уже не умеем, как раньше.
…Я почувствовал, что он устал. На лбу у него выступили капли пота, он стал дышать тяжело, стало ясно, что нужно закругляться. И я задал последний вопрос:
– Итак, Диди, Вы всего добились в жизни, о чем мечтали, к чему стремились?
– Да, грех жаловаться, как говорится. Я много играл, а уйдя с поля, много работал. И всегда это делал с удовольствием. У меня еще неплохое здоровье, хотя и имеются эти проблемы с позвоночником, но надеюсь, что скоро пойду на поправку. Все остальное у меня в порядке: семья, жена, дочери и внуки. Все хорошо.
– В таком случае мне остается только пожелать Вам скорейшего выздоровления. Я еще раз прошу прощения за то, что… – начал я традиционную формулу благодарности и встал, доставая фотоаппарат, чтобы сфотографировать его. – Если Вы не возражаете, я хотел бы снять Вас у шкафа с вашими трофеями. Вы не могли бы подойти сюда, – кивнул я головой в сторону шкафа.
– Пожалуйста, конечно, – сказал он и поднялся, опираясь на палку. Тяжело с трудом поднялся, посмотрел на шкаф, словно измеряя дистанцию, которую ему предстоит преодолеть. В эту минуту я, было, подумал, что именно таким взглядом он когда-то окидывал поле, прежде чем послать свой «сухой лист» в точку, известную только ему самому… И только-только мелькнула у меня в голове эта мысль, как вдруг ноги у Диди подломились, и он рухнул обратно на стул!
И улыбнулся виновато. И развел руками: ничего, мол, не поделаешь…