– Да... Шукшин... группа нужна... нет, не к поселку. Пиши, куда.
Он совсем не удивился, услышав, как протяжно заскрипела дверь, впуская человека, который должен был прийти давно. Который должен был заметить, понять, остановить, предотвратить все то, что случилось.
Не сумел. Теперь нет обратной дороги. И Макар торопливо принялся разливать содержимое канистры по полу. И на одежду попало... хорошо, да, так именно хорошо.
И перевернув емкость над головой, Макар закрыл глаза. Холодные струйки потекли по волосам, по шее, забираясь под воротник, пропитывая рубашку дурным бензиновым ароматом.
– Макар? Ты тут? Ты чего творишь? – Федор замер на пороге. – Значит, правда, да? Значит, он не врал? И ты все это время от меня ее прятал? Ото всех?
– Не подходи. – Макар кинул бутылкой в брата и обрадовался, не попав. Сунул руку в карман, щелкнул зажигалкой, выпуская на волю синий огонек. – Не подходи, Федька... поздно уже! Уже тогда было поздно.
– Не дури!
Он все же решился сделать шаг, и пришлось поднести огонек к волосам. Близко. Страшно. Ведь проще можно было бы найти путь. Всего-то и надо... веревка, нож, пистолет...
– Ну ты чего. – Федор поднял ладони и отступил. – Ты чего, Макар? Это не ты, я же знаю, что это – не ты. Я твой брат, помнишь?
Конечно, как такое не помнить. Или Федька за сумасшедшего держит?
– Я ее увез. Тогда, много лет назад. Она любила меня, а я ее. Мы вдвоем жить хотели, чтоб никого рядом.
– И ты вспомнил про дедов дом.
Вспомнил? Макар никогда о нем не забывал. В отличие от Федьки он любил это место, отдаленное, укрытое в лесу, окруженное буреломом и темным, недружелюбным к чужакам болотом. Близкое и далекое. Готовое принять лишь того, кто слышит голос леса.
Дед был лесником.
И отец тоже.
И Макар традицию продолжил. Так о чем вспоминать? Разве что об удивлении Майи, когда она увидела дом.
Избушка-избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом. Так она сказала, пытаясь скрыть страх за улыбкой. А еще спросила, почему окон нет. Ее до самой смерти вопрос мучил – почему нет окон.
– Макар, перестань. – Федор протянул руку. – Отдай мне это. Я... я тебе помогу. Ты же брат мне.
– Я – убийца. Я всех их... и тогда, и сейчас. Я... я не хотел, чтобы они нашли, понимаешь? А потом понял – бесполезно, все равно кто-нибудь да догадается. Вот, к примеру, Клавка. Знаешь, как поняла? Я ее из города подвезти взялся, а она в машине прокладки увидела. И сарафан. И еще кое-что...
Огонек почти погас. Пока можно припустить, все равно Федор броситься не посмеет. Он на самом деле слабый и нерешительный, до последнего мяться на пороге станет, уговаривать в надежде, что кто-нибудь придет на помощь.