– И сам, Господи, упокой душу усопшего раба Твоего новопреставленного Александра…
Хор монахов подхватывает слова настоятеля.
– Его еже проститеся ему всякому прегрешению вольному же и невольному…
– …Бо есть не печаль, но жизнь бесконечная…
Никоненко, преображенный в Никиту Козлова, низко кланяется чудотворной иконе и целует ее, ставит свечу за упокой барина своего Александра Сергеевича Пушкина.
Пушкина многое связывало со Святогорским монастырем. Есть предание, что, работая над Борисом Годуновым, Пушкин живо интересовался монастырскими книгами и древностями, для чего ему отводили в монастыре келью, которую он испещрял своими надписями на стенах, так что приходилось ее белить после его ухода.
В апреле 1836 года Пушкин привез в Святогорский монастырь хоронить свою мать, Надежду Осиповну Пушкину. Тогда же поэт внес в монастырскую казну деньги, откупив себе место рядом с могилой матери.
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому приделу
Мне все б хотелось почивать.
Так и произошло морозным февральским утром. Трое мужиков и Никита Козлов трудились почти впустую. Лопаты, даже лом, не брали толстую корку льда. «Нельзя копать, – заключил один из мужиков. – Земля промерзла… Ломом пробьем лед для ящика, да снегом закидаем, а по весне земле предадим».
Никита выхватил лом у мужика и стал отчаянно бить и кромсать лед.
Сергей Никоненко отбросил лом. Лицо его было мокрым от пота и слез.
– Ну что, довольно? – спросил он у меня.
– Спасибо всем, – поблагодарила я актеров. Эпизод снят. Следующий – отпевание.
Поставили простой деревянный крест, прикрыли могилу еловыми ветками. И снова отец Макарий, преображенный в отца Иону, собрал братию, и началась литургия.
Сняли сцену похорон и были приглашены всей группой отцом Макарием в трапезную.
Отведали монастырскую пищу, поблагодарили отца Макария и братию за сердечное участие в нашем фильме и, поклонившись настоящей могиле Александра Сергеевича, отправились в Тригорское.
Никита Козлов
Никоненко ушел к нашему гримеру Инне Горбуновой. Прошло не более получаса, и к нам вошел чисто выбритый, с закрученными усиками и залихватским чубом сильно помолодевший Сергей Петрович.
Ему предстояло сыграть с молодым Пушкиным сценку у рукомойника из киевского периода жизни Александра Сергеевича.
– Батюшка мой, ну сними ты, наконец, рубаху энту. Прямо прикипел к ней. – Никита стал стягивать с барина красную рубашку.
– Да чем же она тебе не по нраву, Никита?
– Не барская она. Я вот сюртучок-то зашил, подштопал где надо, как новенький.
– Ну, брось, Никита, брось, мне и в этом сгодится, – упрямился Пушкин.