– Приезжай к нам… если хочешь.
Наступила мучительная пауза.
– Хорошо, я приеду, сейчас приеду.
Чтобы скрыть свое волнение от мамы, я машинально взяла книгу с полки и ушла с ней на кухню. Открыла «Мир приключений» и увидела картинку – легкий парусник приближался к берегу с тропическими деревьями.
И тут я вспомнила рисунки моего отца, легкие парусники, которыми я любовалась перед сном и брала их в свои сновидения. И, как яркая лента, стали один за другим проноситься в моей памяти забытые эпизоды детства. Вот мы бежим с ним по веселой майской траве, и он позволяет мне скатиться вниз к речке, и вот вода смыкается над моей головой, и сильные руки поднимают меня наверх, к солнцу. Было ли это со мной, с нами, я не знаю, может быть, это была память моих снов об отце…
В дверь позвонили, я встала, услышала голос брата и вышла к нему.
– Алеша, к нам приедет папа, – сообщила ему бабушка.
Посмотрев на мое взъерошенное лицо, Алексей улыбнулся и снова надел плащ.
– Прекрасно, пусть они побудут вдвоем, а потом и я приду.
– Я хочу быть с тобой, Алеша, – протестовала я, – мы должны быть вместе.
– Мы и будем вместе, я скоро приду, – и Алексей ушел.
Я заставила себя не подходить к окну, в котором был виден двор и с минуты на минуту мог появиться отец. Но бабушка, не утерпев, села у окна. Прошло несколько минут, и она оповестила, что подъехала черная машина и из нее вышел отец.
– А в машине кто-то остался, – продолжала передавать нам сообщения бабушка. Но вот раздался звонок в дверь, и мама пошла открывать. Спохватившись, я взглянула на себя в зеркало и очень себе не понравилась. Чтобы хоть как-то украсить свою жалкую физиономию, лихорадочно завязала на голове розовый бант.
Открылась дверь, и большой седой человек обнял меня. Прижавшись к нему, я ощутила родной папин запах – так пахли оставленные им вещи. Он отвел руками мою голову и стал вглядываться в лицо.
– Чем это ты сделала? – спросил он, дотронувшись до моих бровей.
– Ничем, сами так растут.
– Сами… – как эхо повторил отец. – А я тебе карандаши принес, вот… цветные… – он протянул мне коробку.
– Спасибо, папа. – Как странно звучит это слово – «папа».
Нет, я не буду ему говорить, что уже два года пишу масляными красками из его этюдника, оставленного на даче. Что я училась по его работам, копируя каждую картину по несколько раз.
Вошла мама и, глядя на мой розовый бант, улыбнулась.
– Ната, может быть, ты что-нибудь сыграешь? – предложила она.
– Да, что-нибудь, – живо откликнулся отец.
Я послушно пошла к инструменту и стала играть Бетховена «К Элизе». Мне очень не хотелось сидеть к нему спиной. Руки совершенно не слушались и были холодны, как льдинки, и все-таки я играла с удовольствием, с тем редким чувством, когда не существует нот, отдельных звуков, музыкальная тема словно стекает с рук и глубоко трогает чувства.