(Апокалипсис, кувшин Магомета…).
Не противоречит ли все это пушкинскому определению вдохновения и, особенно, «плану»?.. Определение это относится к труду воспоминания… «План», да еще какой план! — есть в сновидениях. Только его невероятно трудно вспомнить.
Достоевский — Майкову: «Я не остановился бы тут ни перед какой фантазией». Ведь и в самом деле это — как сновидение. Это — как план воспоминания о сновидении.
Сновидения (художественные, сочиненные и — реальные: различать). Время большое и малое (t и Т) в религии, в искусстве, в сновидениях. Внутри реального времени — вечность. Невероятное, небывалое сжатие времени почти во всех произведениях Достоевского (дать полный, исчерпывающий расчет; сравнить с другими).
Хронотопы в религии, в искусстве, в сновидениях. Ничто так не скрывает, не таит и не открывает тайну времени (то есть: соотношение времени маленького и большого, времени и вечности, времени внешнего и внутреннего), как музыка и сновидения.
Красота мир спасет. Это настолько общепринятая мысль, что, как всегда и бывает при общепринятости, она оказалась банальной фразой.
Тем не менее, наверное, все-таки, надеюсь, нет ни одного человека, которого она не задела бы когда-то, когда-нибудь за живое.
Фраза — обсмеянная. Ну где, когда, кого она спасала?! А все-таки в чем ее — все равно неистребимая притягательность?
Почему вдруг расплавляется броневая скорлупа наша и хочется, очень хочется поверить во что-то миллион раз оплеванное и загаженное, «возвышенное и прекрасное»? Почему? Потому. Потому что хочется. И это — неистребимо.
И все-таки никуда не денешься от этой замызганности, «как-то неудобно», почти неприлично — ее цитировать: дурачком прослывешь…
Но почему же — хочется? Я сто раз пытался «перевести» ее: красота совести, красота ума, красота порядочности… Можно все добродетельные существительные употребить здесь, и все равно остается что-то не то…
Недавно, только что — «пробило»: да вот Достоевский. Вот 30 томов. Вот все, что он умел создать, пережить. И вот же — создал. Один. Предельно. Вот это и есть красота. Спас ведь не только себя, может, и не мир весь, но скольких…
Не путать (это почти всегда невольно путается): мерзость героев и красота их понимания, то есть — преодоление. Это и есть та красота, которая спасает мир. Нельзя, нельзя спасти мир — сразу, «вдруг» и в целом, можно только — «по кусочкам». Первый «кусочек» — ты, я, сам.
Достоевский сделал свое дело. Сделайте хоть капельку и вы — сделайте свое (я не говорю уже о том, чтобы — больше Достоевского). А потом, может быть, получите право нападать на него. Хотя, чего б вы ни достигли, на самом деле вы не имеете никакого, ни малейшего права критиковать кого бы то ни было, не разобравшись с самим собой. А на это, на «разборку» с самим собой, как выяснилось, — одной жизни, как правило, не хватает.