* * *
Сравнивать Достоевского и Лескова надо не только и не столько по «темам», «сюжетам», «фабулам», но главное — по композиции. Композиция — это невозможность — определяю с отрицательной точки зрения — переставить ни одной, самой малейшей частицы целого. Каждая из них может казаться случайной, необязательной, но оказывается в конечном счете — только это и никакое другое сочетание может вызвать «запрограммированный» эффект.
Если сказать по правде, то сонм «антинигилистических» романов до, во время и после Достоевского и Лескова прочитать можно, только заставив себя их прочитать. Скучно, вяло, неинтересно. Но — крайне, чрезвычайно интересно в тогдашнем «контексте». Не может посередь Сахары ни с того ни с сего возникнуть Эльбрус, Эверест. Высочайшая вершина не может «выстрельнуть» вдруг, ни с того ни с сего, даже из многотысячекилометрового плоскогорья. И тут должна быть постепенность. Постепенность возвышения. И только тогда возможен, неизбежен, необходим и понятен — взрыв.
Сделать «банальный» перечень совпадений, буквальных, почти буквальных между Достоевским и Лесковым. Упиться ими. Восхититься, перевосхититься и вдруг отрезветь: НЕ ТО, О ЧЕМ, НЕ ТО, ЧТО, КАК.
Читая Лескова, ничуть не насиловать себя, но ревностно сопоставлять с Достоевским.
Итог: Достоевский радостно проник в одну-две идеи его художественные, а в большинство — нет. Мне очень горько говорить это, но, по крайней мере на сегодняшний день, у меня это впечатление и честно, и совестливо.
Не понимаю почему, но Достоевский не отдал должное Лескову. Все та же ревность двойная, о которой я говорил раньше. Проверить, перепроверить: разность между обозначениями-названиями мелких главок у Достоевского и Лескова. Это — сознательно или интуитивно — найденный способ «перевода», «заражения» собой читателя. Кстати: и в этом отношении «На ножах» и «Бесы» совпали. Где у Достоевского — в больших романах — такие оглавления? Помнится: не в «Преступлении и наказании», не в «Идиоте», не в «Подростке», а «только» в «Бесах» и «Братьях Карамазовых», а еще — в «Кроткой» и (?!) «Вечном муже»…
Эту особенность (оглавление, сокращение, напоминание) — не знаю, осознанно или неосознанно, — взял себе А.И. Солженицын: в «Круге первом», «Архипелаге», «Красном колесе»… Никто на это не обращает внимания. А это на самом деле — то, что Гегель называл «снятием».
Гегель: для человека, владеющего языком, грамматика — чудо, откровение, найденная свобода. Для человека, не владеющего языком, грамматика — безысходная каторга.
Гегель: пословицы. Для юнца, не прошедшего жизнь, — скукота, назидание, отторжение… Для прошедшего — откровение, большей частью запоздавшее.