— Я знаю подземный ход, — закончила я твёрдо. — Гарольд мне показывал.
* * *
От двуглавой сосны на север к зелёному камню. Кажется, совсем недавно Гарольд учил меня находить по приметам подземный ход, и тогда в Королевстве ещё царствовал Оберон, о Саранче не было ни слуху ни духу, сам Гарольд был молод, и сын его только родился. «Положишь на камень руку, скажешь „Откройся“, откроется подземный ход»…
Земля под ногами дрогнула. Камень нехотя, со скрипом, приподнялся. Из чёрной щели под ним, как и в прошлый раз, потянуло холодом, гнильём и грибами-поганками.
Я оглянулась. Максимилиан пятился, часто сглатывая. Лицо у него было всё в синяках, на чёрной куртке ржавчина, плащ разорван.
— Мы с Гарольдом там ходили, — сказала я, успокаивая больше себя, чем его. — Ничего страшного.
— Я не пойду под землю, — сказал он раздельно.
— Боишься?
Он так на меня посмотрел, что я прикусила язык.
— Я полечу, — проговорил он, секунду помолчав. — Одна ворона разведает больше, чем ты с десятком потайных ходов.
— Давай лучше не будем разделяться.
— Почему?
Он смотрел угрюмо, как будто я была виновата во всех его бедах. Как будто это я охраняла могилу и чуть не утащила взломщика под землю.
— Ну, лети. — У меня сил не осталось с ним спорить.
Секунда — он обернулся чёрной птицей, молча ударил крыльями и взвился в небо. Оставшись совсем одна, я села на заросший мхом камень и минут пять ревела, никого не стесняясь, оплакивая и Оберона, и Королевство, и своё проклятое невезение.
Потом вытерла слёзы, умылась дождевой водой, скопившейся в чаше большой сыроежки, и полезла в подземелье.
В замке шёл бой. Я поняла это сразу, выбравшись, с большими предосторожностями, из тайной двери подземного хода. Где-то очень близко звенело оружие, кто-то кричал: «Ко мне! Ко мне!», и в голосе не было ни силы, ни боевой ярости, а больше страха и отчаяния. Я прижалась к стене; мимо меня, не заметив, пробежал стражник, он тяжело дышал. Я не решилась его окликнуть. На площадке винтовой лестницы лежал человек без движения. В спине у него торчала стрела.
Я на цыпочках подошла к нему; он был ещё жив, стражник из незнакомых. Я протянула руку над ним, прошептала «Оживи»; голова моя сразу пошла кругом — я передала слишком много своей силы. Навершие посоха мерцало, я вспомнила, как Оберон учил меня исцелять раны, но эта стрела засела слишком глубоко. Гарольд говорил: лечить только легкораненых, только тех, кто сможет сразу вернуться в строй…
Да будь они неладны, эти военные порядки!
Раненый открыл глаза.
— Молчи, — сказала я ему. — Твоё дело — прожить ещё час-другой, потом мы с Гарольдом вернёмся и вылечим тебя.