— Проиграл Чапыжному тридцать шесть секунд, — спокойно сказал чей-то голос.
Чапыжный глубоко, всей грудью, вздохнул, кажется, впервые после финиша. Опустился на табурет. Ноги больше не держали его. Весь он вдруг словно обмяк.
Он и сам не замечал, что после окончания бега прошло уже больше семи минут, и все эти семь минут он, изможденный, качаясь, почти падая, не садился и не отрывал глаз от холма, из-за которого должен был выскочить Викулайнен.
«Что такое „не везет“» — снова вспомнилась Чапыжному любимая шутка тренера.
Он устало усмехнулся. Пожалуй, теперь он знал, «как с этим бороться».
Пятеро шли еле заметной тропой.
Вокруг было уныло, голо. Песок. И глина, похожая на бетон, окаменевшая под солнцем, растрескавшаяся.
Было раннее утро, а солнце уже палило вовсю. Оно висело над горизонтом, как большой рыжий апельсин. Выгорел и был почти белым песок. И высокий купол неба бесцветен, словно и небо выгорело.
Пятеро шли уже давно. В семь утра покинули машину.
Вот уж не повезло! Отъехали от лагеря полсотни километров — полетел кардан. И сколько шофер ни бился — все впустую. Он чуть не шипел от обиды и злости. Надо же! Столько запчастей взял с собой. Целый склад. А кардан не потащишь же?! Да и кто мог думать!
Шофер с доцентом Рябининым пошли назад, в лагерь. Остальные пятеро — вперед, к «каменным бабам».
Это были молодые ребята — археологи. Четверым — и девушке тоже — лет по двадцать — двадцать пять. Только один постарше. На вид ему казалось под сорок, хотя лицо — черное, худое, иссеченное морщинами, с крупным носом и твердыми желваками скул, — было из тех, по которым трудно судить о возрасте. Улыбнется — скажешь тридцать, нахмурится — дашь все пятьдесят.
Молодые археологи давно знали друг друга. Двое работали в Институте археологии, двое были студентами. И только вот этот пятый, Арсений Викторович, который им, юным, казался стариком — появился в экспедиции всего недели две назад и держался как-то на отшибе. Был он молчалив (может, потому что заикался?), скуп на улыбки, и вообще неясно, какой судьбой занесло его сюда? Ведь он не археолог, не этнограф и не антрополог, зачислен в отряд простым рабочим, а между тем окончил какой-то техникум и, судя по его обрывистым репликам, зимовал на Крайнем Севере, плавал на китобое и даже в Египте побывал. Говорили, что он был тяжело ранен на войне, попал в плен, больше года находился в концлагере, бежал. Ходили слухи, что у него при бомбежке погибли жена и ребенок. С тех пор он и живет так, бобылем. Мотается по белу свету. Словно лопнуло что-то у него в душе, и никак не может он найти покоя, пристанища, найти свою «точку» на земле.