– Ваш взгляд на революцию для меня интересен, – осторожно начал Борис, – но что вы, собственно, хотите от меня?
– Сотрудничества, – обыденным голосом проговорил Черкиз. – То есть работы не за страх, а за совесть.
– Каким же образом вписывается мое присутствие в лавину варваров, которые и так снесут все старое?
– Не нужно шутить, – кротко произнес Черкиз, – это очень серьезно. Для успешного ведения войны нужны профессионалы, вы же не будете с этим спорить? Так что бросьте ваше Белое дело, потому что все равно оно будет вскорости разбито, это процесс необратимый.
– Пожалуй, в ваших словах есть доля правды, – неуверенно начал Борис.
– Хватит мямлить! – жестко проговорил Черкиз. – Я предлагаю вам жизнь, а за это можно многое отдать, не то что эти ваши химеры. Вы за что присягали – за веру, царя и отечество? Так царя уже нет, отечество другое, а веру мы вам тоже дадим – в светлое царство коммунизма. Согласны? Даете слово офицера?
– Согласен, – медленно ответил Борис, надеясь сбежать при первом же удобном случае, но вместе с тем ощущая смутный подвох во всем разговоре.
Черкиз между тем откинулся на стуле и от души рассмеялся:
– Вот видите, господин офицер, как все оказалось легко. Ведь я вам даже ничего не обещал, а вы уже продали и предали все свои убеждения. Решили, что вам поверят? Нет, я противник вербовки в Красную Армию бывших офицеров, они ненадежны. Так что теперь, когда вы отказались от своих убеждений, вас можно и должно расстрелять.
– Вам что – здесь, в ЧК, совершенно нечем заняться? – по возможности спокойно спросил Борис. – Вы потратили на разговор со мной без малого час, и это только для того, чтобы вынести решение меня расстрелять?
– Моя задача – не только устранить, но еще и унизить врага, растоптать его, доказать, что он, как личность, ничего не стоит. Вот вы же все-таки сломались, согласились работать на нас?
– С чего вы решили, что я сломался? – удивился Борис. – Я нарочно согласился, для виду, чтобы сбежать при первой же возможности. Не пытайтесь меня убедить, что вы этого не знали, ни за что не поверю, что начальником Особого краснознаменного и дальше как-его-там отряда назначат такого идиота.
– Однако это аморально, – оживленно ответил Черкиз, видно, ему немалое удовольствие доставлял весь разговор. – Вы же дали слово, честное слово. А как это сочетается с честью офицера?
– Аморально? – Борис пожал плечами. – Война, тем более гражданская, самая аморальная вещь на свете. Честь и война есть вещи несовместные. Убийства на войне становятся доблестью. Врага берут внезапно, превосходящим числом. Пленных расстреливают, потому что их негде содержать и нечем кормить. Так что честь офицера тут абсолютно ни при чем.