У Семенова отвисла челюсть и опустились руки… Куда подевался мачо, герой бурных девяностых и гроза подворотен! Где тот высокомерный хозяин крутой японской машины, с барского плеча отваливший соседям по гаражу по триста граммов коньяка? Где тот орел, награждавший «провинившуюся» бабу зуботычинами?
Нету! Поела моль, как тот малиновый пиджак, оставшийся висеть на плечиках в шкафу старой квартиры, которую кредиторы отняли в уплату долга.
— Пошли со мной, — предложил Миша.
Семенов только молча смотрел на огни вечернего города.
— Слышишь меня, герой вчерашних дней? Идем, нас уже потеряли.
Семенов продолжал пялиться на шумный проспект, как будто обдумывая полученную информацию, но ступор этот был обманчивым. Михаил успел подготовиться только благодаря своим нетрадиционным способностям, в противном случае Семенов мог отправить его в нокаут.
Бизнесмен сделал длинный замах, целясь парню в живот. Он не знал, что Миша вовсе не был беспомощным ботаником, каким казался. Михаил высоко поднял колено, и кулак нападавшего не достиг цели. Зато ответ последовал молниеносно.
— Вот тут ты зря… — сказал экстрасенс и обрушил свой подготовленный кулак Семенову в переносицу. Затем добавил второй рукой под дых, а напоследок, когда Семенов уже не думал о сопротивлении, просто толкнул его на асфальт, схватив за лоб.
— Ты имеешь право хранить молчание, кретин…
Миша поставил ему ногу на грудь и полез в карман за телефоном. В голове у него немного шумело, а в груди взрывались маленькие бомбочки. Он вспомнил, что это едва ли не первый в его взрослой жизни случай применения физической силы.
«Драться ты тоже умеешь, старик. Поздравляю».
Холодный ноябрьский вечер скручивался в спираль и становился похожим на воронку зарождающегося смерча. Даже погода как будто что-то чувствовала, на небе сгущались тяжелые черные тучи, и их было видно даже в темноте. Температура падала, и к половине девятого ртутный столбик термометра за окном у профессора Саакяна замер на отметке всего два градуса выше нуля.
О, это будет чертовски занимательный вечер, если не сказать больше… Грустный, конечно, но занимательный.
Профессор налил в пузатый бокал красного вина, отломил кусок шоколада и отправился в гостиную. Там он устроился в кресле, вытянул ноги на пуфик, подобрал под себя полы роскошного махрового халата и приготовился «предаться разврату». Прежде чем полностью, с ушами, погрузиться в нирвану, он сделал звонок. Звонок очень важный, без которого занимательный вечер мог превратиться в трагический.
— Мне, пожалуйста, Сергея Владимировича, — сказал он в трубку. — Передайте, Саакян беспокоит. Да, профессор Саакян… Да-да, голубушка, это я, здравствуйте. Не узнали меня по голосу? Спасибо, мне лишнее богатство сейчас не помешает, сами понимаете, я человек одинокий, свободный, можно сказать… Вы бы уж, Валечка, как-нибудь заглянули ко мне на огонек, что ли. Я бы показал вам свою фотоколлекцию… О, у меня есть роскошные работы, вы не пожалеете… ну, договорились. Как только освободите вечерок — позвоните мне. А сейчас, если позволите, я поговорю с Сергеем Владимировичем… Да, спасибо.