— Не могу сказать, — выдохнул он. — Пока не могу.
Полковник с разочарованием поцокал языком.
— А мне Саакян рекомендовал тебя как гениального сыскаря! Е-мое, он ошибся?
Миша покраснел, но скорее от злости, чем от смущения. И не нашелся с ответом.
В эту минуту к полковнику подошел один из его людей.
— Ну что, пробили?
— Да. Наш орел — Самохвалов Константин Михайлович, 1985 года рождения, проживает здесь, в этом доме. С ним сейчас Топилина Татьяна Николаевна, 1966 года, проживает в Металлургическом районе, по специальности психолог, числится в штате районной поликлиники, подрабатывает в двух частных медицинских центрах.
— Так это ее пациент поди? — решил полковник. — Щас он будет рвать ее на куски. «Шестое чувство» какое-то!
Миша мысленно согласился. Выводы верные.
— Так, телефон его нашли?
— Да.
Служивый протянул «полковнику Смиту» бумажку с номером.
Как пели в свои лучшие годы братья Самойловы, Константин Самохвалов пытался «заново придумать некий смысл бытия». Отпустить жертву он не собирался — не для того выманивал из дома и умолял приехать, унижаясь и глотая невидимые миру слезы, — но трахнуть ее он не может. Не потому, что не хочет (он никогда так ее не хотел, как сейчас!), а потому что… не умеет!
Не умеет! Боится! НЕ ЗНАЕТ, КАК ЭТО СДЕЛАТЬ!!!
И в этом, как ни странно, он обнаружил новый источник своего вдохновения. Таким людям, как Константин Самохвалов, не нужно решение проблемы, им проблемы необходимы, чтобы оправдать свою ничтожность и озлобленность на весь мир. А если проблем нет, их нужно создать!
Сначала он разберется с этой сексапильной овцой, а потом накажет всех остальных…
Он поднял руку, оттянул край куртки, заглянул к себе за пазуху. Времени осталось совсем мало, надо торопиться… Он сунул руку во внутренний карман, и через секунду перед лицом Татьяны Николаевны блеснуло лезвие кухонного ножа.
Она рано расслабилась.
Ковырзин снял трубку телефона, набрал номер. Пока ждал, смотрел в окно на ярко освещенный прожекторами двор. Он теперь включил свет в кухне, и парень, что приходил к нему сегодня, Михаил, мог видеть его силуэт в окне. Он надеялся, что увидит. Впрочем, сейчас, наверно, половина жителей этого сраного дома стоят у окон, если не все. Забавное, наверно, зрелище.
Наконец ему ответили.
— Алло! — прохрипел старик в трубку. — Ковырзин беспокоит. Дайте Ковальчука… Хорошо, жду…
Он снова замер, погладил ствол пистолета, лежащего перед ним на обеденном столе. Телевизор на кухне был настроен на местный информационный канал. Показывали урожай зерновых, потом переключились на ферму и какую-то важную делегацию людей в белых халатах, которые лезли руками в кормушки и с важным видом мацали комбикорм. На секунду Ковырзин почувствовал себя лет на тридцать моложе.