«Сущие пустяки, сущие пустяки», — убеждал себя старик, переставляя ноги с одной ступеньки на другую. Стоять у оврага ночью и грызть семечки, прикидываясь обленившимся истребителем троцкизма, было гораздо сложнее. Отмахиваться от призраков, одолевавших тебя по ночам, как комары на болоте, и вопить во сне, требуя адвоката, было гораздо страшнее. В конце концов, благополучно дожить до девяностолетнего возраста в стране, обильно поливавшей кровью и себя, и соседей, — тоже занятие не для слабовольных. А тут всего-то — шестнадцать ступенек! Сущая ерунда!
Однако когда он выбрался-таки на площадку четвертого этажа, он молил только об одном — чтобы Михаил не ошибся. Второго такого пролета он не выдержит точно!
Вот они, двери лифта. Из щели вылезали какие-то железки, кажется, ключи. Изнутри доносятся возня и женские стоны. Ковырзин огляделся. Жители квартир на этом этаже наверняка пялятся в окошки и боятся носы высунуть. Трусливые животные…
Он проверил «макарова», снял его с предохранителя, выпрямился.
«Во имя мировой революции, Отца, Сына и Святого Духа… гаси его, Николаша!»
Он нажал кнопку вызова. Двери открылись, и ключи с глухим стуком упали на пол.
В кабине лифта мальчишка в черной куртке, белой рубашке и брюках — ни дать ни взять студент на сдаче государственного экзамена — пытался кухонным ножом освежевать полураздетую женщину. Именно пытался, потому что так и не приступил.
— Привет, — сказал Ковырзин и нажал на курок.
Выстрел оглушил всех — и жертву, и насильника, и стрелка. Но готов к этому был, разумеется, только генерал-майор госбезопасности, даже несмотря на свой преклонный возраст. Он шагнул в кабину.
Мальчишку отнесло к противоположной стене. Пуля угодила ему в грудь, прямо в правый карман белоснежной рубашки.
— А-а-а, — выдавил Константин. В глазах застыли удивление и ужас.
— Ага, — сказал Ковырзин.
Женщина, которую террорист пытался порезать на куски, еще сильнее вжалась в ближайший к двери угол. Наверно, ей казалось, что ее сейчас тоже пустят в расход. И уж точно она не ожидала увидеть здесь дедушку-пенсионера.
Старик, убедившись, что второго выстрела не потребуется, обернулся к женщине, но нагибаться не стал, зная, что уже не сможет выпрямиться.
— Как вы?
Та кивнула.
— Уйти сами сможете?
Снова кивок.
— Отлично.
Костя тяжело дышал и продолжал пялиться на седовласого пришельца круглыми от ужаса глазами.
— Не бойся, сынок, уже все.
Ковырзин ногой отогнул край его куртки. Черт, отсюда ничего не видно, придется приседать.
«Ну и ладно».
Он сделал глубокий вдох и, держась свободной рукой за стену, присел на корточки. Получилось лучше, чем он ожидал.