Еще добрых пять минут пузыри поднимались и лопались на поверхности реки, словно вода в ней кипела, а Франсуа стоял как потерянный, вне себя от ужаса, с бурно бьющимся сердцем; ему казалось, что он видит, как его Кокотка корчится в предсмертных судорогах на тинистом дне, и в крестьянской своей простоте спрашивал себя: «Что думает обо мне сейчас эта животина?»
Он чуть не помешался; он проболел целый месяц и всякую ночь видел во сне свою собаку; он чувствовал, как она лижет ему руки, он слышал ее лай. Пришлось позвать врача. Наконец, он стал поправляться, и в конце июня хозяева увезли его в свое имение Бьессар, под Руаном.
Там он снова очутился на берегу Сены. Он начал купаться. Каждое утро он шел на реку вместе с конюхом, и они переплывали Сену.
И вот однажды, когда они весело барахтались в воде, Франсуа вдруг крикнул своему товарищу:
– Смотри-ка, что это там плывет? Сейчас я тебя угощу котлеткой.
Это была падаль – огромный, раздувшийся, облезлый труп собаки плыл по течению вверх ногами.
Франсуа подплыл к нему, загребая саженками; он продолжал шутить:
– Эх жаль, мясцо не больно свежее, зато много, смотри, как гора!
И он плавал вокруг огромного разлагающегося трупа, держась на некотором расстоянии от него.
Но вдруг он замолк и стал присматриваться к падали с каким-то странным вниманием, потом подплыл ближе, словно хотел к ней прикоснуться. Он пристально рассматривал ошейник; потом протянул руку, схватил труп собаки за шею, так что он завертелся в воде, притянул его совсем близко к себе и прочитал на позеленевшей медной бляшке: «Мадемуазель Кокотка, кучера Франсуа».
Мертвая собака разыскала своего хозяина за шестьдесят лье от дома!
У Франсуа вырвался нечеловеческий вопль, и он в ужасе поплыл к берегу, не переставая кричать. Выбравшись на берег, он, как был, голый, пустился бежать сломя голову куда глаза глядят. Он сошел с ума!