— Боже, сохрани! — прошептала она, прижимая руку к сердцу, которое никак не желало умерить свой частый стук.
Никогда в жизни ей не приходилось испытывать такого… такого… нет, это невозможно было описать!
Наконец она постучала. Дверь открылась сразу, словно за ней стояли.
— Тебя не было так долго, что я уже не знала, что и думать! — воскликнула Феба.
— Как Маленький Ястреб? — Услышав, что с малышом все в порядке, Сэйбл позволила себе рухнуть на стул. — Это было не просто ужасно — это было унизительно, а этот тип Хант — громадина, заросшая волосами.
— Я так сразу и сказала.
— Но ты не сказала мне, что он окажется вдребезги пьяным и злобным и что разговор с ним обойдется мне в две тысячи долларов, — вздохнула Сэйбл, принимая предложенную чашку кофе.
Феба, в свою очередь, рухнула на стул.
— Две тысячи! Да ведь это… это…
— Вот именно. Если бы не хорошее воспитание, я бы наградила этого типа множеством разных эпитетов.
Она слишком носится со своим хорошим воспитанием, подумала Феба с улыбкой и подалась вперед, горя любопытством.
— Значит, наш план сработал? По правде сказать, я не очень-то верила в успех.
— Надеюсь, что сработал, но… — Сэйбл устало пожала плечами и виновато потупилась, — этот Хант достаточно умен, а я забылась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я предупреждала, девочка моя. Как бы хороша ни была маскировка, цвет глаз тебе не изменить.
— И потом, я говорила по-английски. Я хотела, чтобы наш разговор слышали все, чтобы он не мог потом нарушить слово.
— Ты зря это сделала.
— Зато он дал слово при свидетелях, — упрямо повторила Сэйбл.
— А вот это очень хорошо, — обрадовалась Феба, и тревожные морщинки вокруг ее глаз разгладились. — Если что и известно насчет Ханта, так это то, что он всегда держит слово.
Она благоразумно умолчала о том, что он держит слов и в том случае, если обещает убить.
Сэйбл стояла под сенью тополиной листвы, одной рукой придерживая поводья гнедой лошадки, а другой поправляя шаль, все так же закрывающую лицо до самых глаз. Краешек солнца только-только появился из-за горизонта, заставив росу на траве и листьях отливать розовым. До сих пор ей никогда не приходилось встречать рассвет, и она решила, что ранний подъем стоит того в столь чудесное утро. Однако все красоты мира не могли остановить зевоту, и приходилось то и дело прикрывать рот ладонью.
Убедившись, что ребенок не успел еще промочить пеленки и крепко спит, Сэйбл вновь застыла в терпеливом ожидании. Она явилась в тополиную рощу в том же наряде, в котором накануне посещала салун: туго стянутая шаль, юбка до самой земли, сапожная вакса на волосах (в городке не нашлось не только черной краски для волос, но и вообще никакой!). Кожа лица, рук, шеи и даже плеч была выкрашена в красно-коричневый цвет при помощи настойки йода. Со временем оттенок мог побледнеть и исчезнуть, но недели и даже месяцы он мог продержаться. К тому времени, как кожа посветлеет и обман раскроется, они уже будет слишком далеко к западу, чтобы повернуть назад. Больше всего Сэйбл боялась именно момента раскрытия истины: она помнила, как легко мистер Хант приходил в ярость и каковы были последствия этого.