— Нам нужно поговорить, — произнесла она. — Я хочу знать, почему ты все время отказываешься обсуждать Сидни.
Он вскинул голову от удивления, не ожидая увидеть ее здесь, потом взял полотенце и принялся энергично вытирать волосы.
— По-моему, куда важнее то, почему ты никак не можешь оставить ее в покое. Неужели ты не заметила, что Сидни не имеет никакого отношения к нашей жизни? Тебе не кажется, что она не сделала нам ничего плохого?
— Она сделала достаточно уже тем, что вернулась, — сказала Эмма.
Он прекратил вытираться. Лица его было не видно из-за полотенца.
— Ты не желаешь о ней разговаривать, — продолжала она. — Откуда мне знать, может, это потому, что ты до сих пор испытываешь к ней какие-то чувства? Откуда мне знать, что ее появление не напомнило тебе обо всех тех возможностях, которые были у тебя, пока я не забеременела? Откуда мне знать, поступил бы ты точно так же, если бы мог прожить жизнь заново? Стал бы ты спать со мной? Женился бы на мне?
Он медленно опустил руку с полотенцем. На лице у него, когда он двинулся к ней, застыло напряженное выражение, и сердце у нее учащенно забилось от страха, потому что он был такой сердитый, но и от предвкушения, ведь он выглядел так сексуально.
— Откуда тебе знать? — повторил он изумленно; голос его звучал тихо и хрипловато. — Откуда тебе знать?
— Она много где побывала. А ты всегда мечтал о путешествиях.
— Вот, значит, о чем ты думала все эти десять лет, Эмма? Секс, силиконовая грудь и откровенные наряды. Изысканные обеды и совместный просмотр футбола. Неужели все это делалось потому, что ты полагала, будто я хочу оказаться где-то в другом месте? Было ли хоть что-то из этого продиктовано любовью ко мне? Или ты все это время пыталась заткнуть за пояс Сидни?
— Не знаю, Хантер-Джон. Ты правда так думаешь?
— Это был неправильный ответ, Эмма, — сказал Хантер-Джон и вышел из ванной.
— Ты спишь? — спросила Сидни у Клер, появившись на пороге ее спальни.
И ничуть не удивилась, когда сестра ответила отрицательно.
Клер очень мало спала еще тогда, когда они были девчонками. По вечерам она работала в саду до тех пор, пока бабушка не звала ее в дом. Сидни помнила, как сестра наводила порядок или пекла хлеб, когда все остальные спали. Дом был единственным местом, где она чувствовала себя по-настоящему в безопасности, и теперь, став взрослой, Сидни понимала, что Клер пыталась или стать здесь своей, или как-то отработать свое пропитание, заслужить право жить здесь. Сидни больно было вспоминать о том, как она считала старшую сестру суетливой и странной, как не понимала, что Клер пришлось перенести.